Гаврилова Ксения Вячеславовна
Человеческая память удивительна, жизнь безжалостно стерла из памяти многое былое и пережитое.
Жизнь довоенная и военная – это две разных эпохи. И очень важно понять, насколько сильно повлияла война на жизни участников и очевидцев…
К сожалению, на сегодняшний день в живых остался только мой прадедушка по маминой линии (отец дедушки). Поэтому моя история о нем настолько же подробна, насколько и отрывочна. Воспоминания же о других моих родственниках я записывала с уст моего папы (точнее, отчима) – когда-то его, родившегося вскоре после этого великого события – ВОВ, интересовало недалекое прошлое и его ужасные и героические подробности…
Стрижак Алексей Архипович, 7 июня 1923 г.р.
Детство
Мой дедушка (точнее, прадедушка) родился в Москве. Семья его жила скромно. Он был самым младшим из детей. Мама шила сама. Одежда от одной сестры переходила, как правило, к другой, а ему даже порой перешивали что-то из одежды сестер.
Обстановка в доме была самая простая. Кроме швейной машинки, были стенные часы, комод, старый буфет, две металлические кровати, два сундука, на которых спали дети, стол, стулья, этажерка с книгами. Было тесно. В каждой комнате в красном углу висели по три иконы с лампадками.
По праздникам пекли пироги, ватрушки, плюшки. На Новый год отец покупал елку, украшал ее гирляндой, свечами, конфетами, если были. На Пасху мама с бабушкой готовили пасху и пекли куличи, иногда ходили в церковь их светить.
Обычно перед уходом в школу, в первую смену, пили чай, ели хлеб с маслом, если оно было, горячего не было. В обед, когда приходили из школы, ели суп и щи, на второе: картошка, макароны, пшенная или гречневая каша с киселем или с компотом, иногда жарили котлеты или навагу. Вечером пили чай с хлебом, редко была колбаса. В школе были бесплатные завтраки.
Дедушка любил ходить на демонстрации в праздники 1 Мая и 7 Ноября, что регулярно и делал. Там было весело, люди были празднично одеты, пели песни, плясали, везде играли оркестры. Все было замечательно и радостно, детям на производствах вручались подарки (конфеты, печенье, ситро).
Приблизительно до 13-14 лет дедушка рос болезненным и худым ребенком. Часто болел, перенес скарлатину, корь, воспаление легких и среднего уха. Был застенчивым, часто терялся на уроках, не всегда мог правильно сформулировать свою мысль. Для укрепления здоровья он стал заниматься спортом: подтягивался на турнике, ходил на лыжах, играл в футбол и волейбол. В школе на большой перемене он с ребятами занимался на брусьях, прыгал через «коня». В 10 классе занял первое место в школе по прыжкам в высоту, участвовал в районных соревнованиях по лыжам и борьбе. Храбростью дедушка, по его словам, не отличался и поэтому дрался очень редко и не только из-за неумения драться, но из-за доброго характера.
В комсомол дедушка вступил последним из класса. Только в 1939 г. В младших классах он был пионером, носил красный галстук до вступления в ВЛКСМ (Всесоюзный Ленинский Коммунистический Союз Молодежи).
К сожалению дедушки, в последней четверти учебного 1941 года они прекратили заниматься спортом – надо было готовиться к выпускным экзаменам. После длительного обсуждения несколько человек из его класса, в том числе и он, решили поступать в Севастопольское военно-морское училище, но при прохождении медицинской комиссии дедушка не прошел в это училище по зрению. О войне одноклассники не думали и к тому же считали, что она будет проходить на чужой территории, тогда они были беспечными. Выпускной вечер состоялся 17 июня 1941 года, им были вручены аттестаты зрелости. Через пять дней началась война…
Начало войны
Алексей Архипович встретил известие о начале войны в городе, где был со своим одноклассником. Они собирались пойти в кинотеатр. Эту весть они встретили спокойно, предполагали, что фашистскую армию вот-вот отбросят от границы страны. Но получилось совсем иначе. Самая жестокая из всех войн длилась для них и для нас, русских людей, 1418 дней, или 3 года 10 месяцев и 17 дней.
25 июня 1941 июня дедушку и других комсомольцев пригласили в Бауманский райком комсомола. Там им предложили поехать в Брянскую область на строительство оборонительных сооружений. Вечером того же дня с кое-какими вещами их погрузили в эшелон и отправили на запад.
Они работали под Кировом по 12 часов в день и, с непривычки к физическому труду, сильно уставали. Засыпали, как только ощущали под собой кровать из сена или соломы. Рыли противотанковые рвы, окапывали берега рек, копали окопы, ставили проволочные заграждения. В некоторых случаях восстанавливали после бомбежек железнодорожные пути, очищали их от разбитых товарных вагонов, рыли противотанковые рвы. Кормежка была плохая, ее не хватало, а население деревень не отличалось добротой. Несколько раз их бомбили немцы. Правда, потерь не было, тем более что бомбы рвались от них в стороне, но было страшно.
Они работали там 45 дней, до 8 августа 1941 года, а затем в спешном порядке их посадили в эшелон и утром 9-го привезли в Москву, на Киевский вокзал. Студентов институтов на месте призвали в армию и направили по воинским частям.
Когда они вошли в вагон поезда, оборванные, грязные, в заплатках на рубашках и брюках, с отросшими волосами, пассажиры стали обращать на них внимание. А потом их обступили женщины и стали спрашивать, кто они и откуда. Когда узнали, что с трудового фронта, стали, как все матери, задавать вопросы о своих детях, но они никого не знали и не встречали.
По прибытии домой дедушку ждала повестка о призыве в Красную армию с явкой на сборный пункт в школу, в Такмаков переулок, к 11 августа – это был сборный пункт Бауманского райвоенкомата Москвы.
В ночь на 12 августа 1941 года ребят погрузили в эшелон, в товарные вагоны, и они отправились на восток. По дороге отдельные вагоны отцепляли, и ребят направляли в военные училища. Недалеко от Челябинска их разместили в палатках Чебаркульского военного лагеря, куда выезжали на летний период воинские части Уральского военного округа. До наступления холодов с ними занимались строевой подготовкой. С наступлением холодов их перевели в летний кинотеатр парка культуры Челябинска. Осень на Урале была холодная, у многих ребят обувь развалилась, питание было плохим, кое-кто стал заниматься воровством. Потом где-то вверху приняли решение избавиться от многочисленной, неуправляемой компании: стали постепенно отправлять их к местам службы.
Переводили из одной казармы в другую, но в них хотя бы было тепло. Кормили очень плохо: вареная свекла в горячей воде, вот и все. А посуда – чистая банная шайка. Почему так? Непонятно. Шел только четвертый месяц войны…
В начале ноября 1941 года около 400 человек погрузили в эшелон. Всех их направили в Камышлов. По пути натерпелись от голода. Голодные ребята буквально опрокидывали продовольственные ларьки на железнодорожных станциях и забирали все, что там находилось.
Прибывших с этим эшелоном в Камышловское военно-пехотное училище разбили на четыре роты – 13-ю, 14-ю, 15-ю и 16-ю, из которых был сформирован четвертый батальон. Дедушка попал в 15-ю. Ребята приняли присягу и были зачислены курсантами. Обмундировали их в училище по-зимнему: байковые портянки, суконные гимнастерки и ватные брюки, ватная телогрейка под шинель, рукавицы. А вот шапок не было, ходили в пилотках. При морозе 20-25 и более под пилотку некоторые подкладывали вафельное полотенце. А морозы на Урале в ту зиму были крепкие, воробьи на лету замерзали. Шапки выдали лишь в начале января 1942 года.
Размещались юноши на первом этаже огромной двухэтажной казармы. Спали на двухъярусных металлических койках. Роты в 120 человек на этаже разделял широкий коридор, в котором они строились для утреннего осмотра (форма № 20 – на вшивость) и на вечернюю проверку. Кормили прилично. Хлеба давали 750 г в день, сахар на завтрак и на ужин – для чая.
Из расположения военного городка в город курсантов не выпускали. На территории военного училища была почта, промтоварный магазин с необходимой для военнослужащего разной мелочью, вроде иголок и ниток.
Учеба закончилась, и в начале мая 1942 года курсантам были присвоены воинские звания. Моему дедушке было присвоено звание младшего лейтенанта. Выпуск составил 480 человек. Он прошел буднично и незаметно; была война. Казарма опустела, нового набора еще не было. Распрощались со всеми, со многими навсегда. Дедушке не было и 19 лет, вот в таком возрасте они должны были руководить людьми, солдатами старше себя.
Они попали на фронт не сразу, в 365-й запасной стрелковый полк 46-й запасной стрелковой бригады на станцию Сурок Марийской АССР. Дедушка был направлен в снайперскую роту. Он стал командиром взвода, получил в подчинение 30 красноармейцев разных возрастов, национальностей, многие прожили уже большую жизнь.
В конце апреля 1943 года его направили в распоряжение отдела кадров Московского военного округа. В июле 1943 года около сотни офицеров отправили в распоряжение Брянского фронта. В это время шла Курская битва – одна из величайших битв мировой войны…
В штаб Брянского фронта они прибыли 2 августа 1943 года и были распределены по разным армиям фронта. Дедушка был направлен в 4-ю танковую армию, которая вела бои, ломая сопротивление противника и продвигаясь вперед, к городу Орел.
В роте он познакомился с помкомвзвода старшим сержантом Сабаевым. Вечером того же дня они выступили для занятия боевых позиций, чтобы с рассветом атаковать немцев. У деда не было ни оружия, ни даже саперной лопатки. Командир роты ночью поставил задачу на наступление. С рассветом рота развернулась в цепь и вместе с двумя другими ротами батальона быстрым шагом стала продвигаться к высоте, не зная, есть ли на ней противник. С этой высоты противник и открыл сначала пулеметный огонь, а затем плотный огонь минометов. Солдаты стали окапываться. А у дедушки даже не было лопатки, как и оружия – ни пистолета, ни автомата. Ему помог командир взвода первой роты Петр Шаклин.
С наступлением темноты они покинули овраг и окопались на ровном месте, против этой высоты, стараясь замаскировать свои окопы-щели как можно лучше от авиации и наблюдения противника. Ночью они получили команду снова атаковать противника, обороняющего высоту. Атака ночью сложная, своеобразная и требует тесного контакта всех бойцов, смелости и бесстрашия. В начале атаки все шло хорошо до тех пор, пока они не достигли проволочного заграждения, и рота не залегла перед ним. Дедушка не знал, как быть, и пополз искать Шаклина и Гаврилова, командиров взводов роты. Они решили отойти на прежние позиции.
Доложив, что не смогли выполнить задачу, они вторично получили приказ командира роты овладеть траншеей противника. Подать команду голосом – значит вызвать огонь противника на себя и солдат, лежащих рядом. Немцы и так вели страшный пулеметный фланговый огонь ярко светящимися в темноте трассирующими пулями. Они подготовили бойцов к новой атаке.
Вторая атака тоже прошла неудачно. Правда, немцы в этот раз обнаружили их только под самой проволокой. Они забросали их гранатами и открыли пулеметный огонь. Одна граната разорвалась около дедушки, но он не обратил на это внимания. Затем немцы открыли минометный огонь, не побоявшись, что могут ударить и по своим. Нашим снова пришлось с потерями вернуться на свои позиции. Тут-то дедушка и обнаружил, что ранен в голову осколками гранаты.
Днем, после слабенькой артиллерийской подготовки, при поддержке трех танков «Т-34», они опять атаковали траншею противника и опять были отброшены. Танки были подбиты, и подбиты по вине экипажей, которые покинули танки заранее, а танки продолжали движение на противника без них. Такого позорного эпизода дедушка никогда не видел за всю войну.
Ночью они снова по приказу Титова ходили в атаку, и снова безуспешно. Мало того, во второй роте дедушкиного батальона ночью пропал взвод в количестве 16 человек, во главе с лейтенантом, командиром взвода. Взвод искали несколько дней, в основном ночью, но так и не нашли. Пропали люди, и куда они делись – неизвестно. Война она и есть война.
На следующий день противник бросил на батальон авиацию. С утра до вечера, целый день, волна за волной, немецкие бомбардировщики обрушивали на них свой бомбовый груз. Советских истребителей не было видно, поэтому для немецкой авиации было раздолье. Зенитная артиллерия пыталась отразить налет авиации, но была также подавлена бомбардировщиками. Кроме бомбежки, противник открыл и артиллерийско-минометный огонь. Казалось, немцы готовили атаку на позиции наших, но ее пока не было. Видимо, у врагов была задача нанести урон и остановить попытки противников захватить высоты. Так и получилось. «..Я первый раз попал под такой налет… Это был какой-то ад. Лежишь в окопе и ждешь смерти, кругом рвутся бомбы, земля ходит ходуном, и ты дрожишь… Страх берет страшный, так и хочется убежать, но ты командир и должен быть с солдатами. Страх надо подавить в себе…»
Наступили сумерки этого кромешного дня. Солнце заходило, и авиация противника прекратила налеты на наши позиции, артиллерийско-минометный огонь прекратился еще раньше. К удивлению, после такой бомбежки потерь было меньше, чем казалось. Больше всех досталось 2-й и 3-й ротам батальона. Командиров взводов вызвал комроты Титов. Он крепко отругал их за невыполнение задачи и сообщил, что на рассвете они покидают этот участок.
Перед рассветом, еще в темноте, рота покинула свои позиции. Под вечер офицеров собрал командир батальона Козиенко и отругал, что они, взводные, не смогли захватить траншею немцев, не могли преодолеть проволоку, хотя, как он завил, «проволочного заграждения не было, вы придумали». Командиры рот, все как один, доложили, что заграждение было, но комбат настаивал на своем.
В те дни августа 1943 года на Орловщине стояла невыносимая жара, и они передвигались в основном на автомашинах ночью. На дорогах была страшная пыль, ноги утопали в ней, как в вате. К утру пыль с ног до головы покрывала людей толстым слоем. Стараясь превратить орловскую местность в пустыню, противник при отходе сжигал целые деревни, поджигал все, что горело. Оставались одни трубы от печек – страшная, мертвая картина…
13 сентября 1943 года по приказу командования фронта дедушкина бригада, весь личный состав, кроме офицеров, была передана на пополнение других частей. В его роте остались старшина роты, писарь, санинструктор и ординарец командира роты. До 15 сентября они продолжали передвигаться на грузовых машинах вдоль фронта – ночью, порой с зажженными фарами. Как им разъяснили – для введения противника в заблуждение.
После завершения Орловской операции в дедушкином батальоне осталось 28-30 офицеров, остальные 16 человек были убиты или ранены. Из 22 командиров взводов осталось лишь 10 человек. Из этих десяти комвзводов встретят День Победы лишь шестеро… В основном офицерский состав батальона состоял из молодых людей, которым не было и тридцати.
Постепенно стали прибывать на пополнение офицеры и рядовой состав. В роту прибыли молодые бойцы, 1925 г.р., совсем мальчишки, и люди среднего возраста, 30-35 лет, азербайджанцы по национальности. С поступлением пополнения началась напряженная учеба. Занятия были разнообразные. Когда снег выпал, даже тренировались ходить на лыжах, хотя многие этого не умели. Главной «старики» считали необходимость привить бойцам на практике отсутствие боязни танков противника и умение поражать их гранатами. Для этого проводилась «танковая обкатка». Бойцы занимали окопы, а танк «Т-34» проходил по этим окопам один или два раза. Ребята радовались, что это не так страшно, радовались своей смелости. Редко, но проводились занятия с боевой стрельбой в наступлении и обороне. Часто дедушка рассказывал воинам о фронтовой жизни, делился боевым опытом.
Прошло совсем немного времени – 2,5-3 месяца, и молодые ребята стали солдатами, которых дед готов был вести в бой.
Из Брянских лесов по приказу Ставки Верховного Главнокомандования 4-ю танковую армию в начале января 1944 года передислоцировали под Киев. Эшелоны двигались один за другим на небольшом расстоянии друг от друга. Разгружались быстро, так как на подходе уже был другой эшелон. Погода стояла пасмурная, и потому, наверно, авиация противника не действовала. На Украине прошли проливные весенние дожди и размыли грунтовые дороги. Пришлось двигаться пешком. Здесь они испытали адские муки – тяжелая земля приставала к сапогам, и они с трудом вытаскивали из нее ноги. Многие несли на себе пулеметы, коробки с патронами к ним, минометы и мины. На привалах не было возможности найти сухого места, они садились прямо в грязь и сразу засыпали на 10-15 минут.
Питались только за счет населения в селах, освобожденных ими от немцев. Люди встречали их радостно и, как бы ни было трудно, всегда находили, чем порадовать солдат. Но так было только в Восточной Украине, а когда они вступили в Западную Украину (которая отошла к СС в 1940 году), то отношение населения стало уже совсем другое – люди прятались от них по хатам, поскольку «москалей» или «кацапов» они не любили и боялись. Как правило, заявляли: «Нице нема, вшиск Герман забрал». Дедушке приходилось в некоторых случаях, чтобы накормить 5-7 солдат, быть суровым и принимать к хозяевам хаты суровые меры. Это помогало – другого выхода не было.
На рассвете 25 марта 1944 года батальон достиг Каменец-Подольского. Но мост через реку Смотрич был блокирован немцами. К полудню подтянулись главные силы бригады.
Алексей Архипович доложил обстановку комбату, танкисты тоже доложили, что мост непроходим и охраняется противником. Командиры дали указание уйти от моста вправо и постараться найти переправу через реку, войти в город и продвигаться к центру.
К утру 26 марта 1944 года г. Каменец-Подольский был полностью освобожден от противника. На следующее утро они заняли оборону за городом, в поле перед оврагом. Слева были сельские дома – там оборудовала позицию минометная рота батальона. В дедушкиной роте осталось 30 бойцов, почти столько же, сколько было в двух других. Но начальство решило объединить его роту со второй, причем назначило командиром объединенной роты командира 2й роты, что было неожиданно для дедушки. Но после высказывания им своего недовольства, ему пришлось подчиниться – в армии спорить не положено; какой бы не был приказ, на фронте его надо выполнять.
Объединенная рота, по мнению дедушки, окопалась на окраине города неудачно, на открытом месте перед лощиной. Противоположный скат лощины был выше, и позиция наших хорошо оттуда просматривалась. В то же время сзади них была удобная для обороны естественная насыпь. Дедушка предлагал окопаться там, но его никто не послушал. Солдаты вырыли окопы, выложив на бруствер свое оружие, патронов к которому не было, а рядом немецкое оружие, две-три немецкие гранаты – все это было взято при обороне Каменец-Подольского – для своего не было патронов. От холода пробирала дрожь.
В обороне они простояли несколько дней. В один из дней появились немцы, но роту не атаковали, а захватили несколько хат метрах в 100 левее наших позиций. Скоре всего это была просто разведка, они искали путь на запад и хорошие дороги, по которым могли бы проехать машины.
В один из дней в конце марта 1944 года в Каменец-Подольском пошел густой снег, который шел всю ночь. В эту метель немцы, воспользовавшись случаем, оставили свои позиции и скрылись. Они обошли город стороной и ушли на запад, бросая в метель машины и другую технику на дорогах.
Бои за Каменец-Подольский завершились. В начале апреля подошли общевойсковые части.
После короткого отдыха бригада снова получила задание двигаться вперед и занять оборону по берегу реки Стрыпа в селе Доброполье. Но бригада не могла вести наступательные операции: личного состава почти не было, почти вся боевая техника вышла из строя.
Во время тяжелой, бесполезной, по мнению дедушки, обороны «пятачка» его рота, как и другие, понесла значительные потери в личном составе. Такого артиллерийского огня, какой обрушился на них от немцев, когда они совершенно не были к нему готовы, ни дедушка, ни другие «старики» не видели никогда. По его словам, он сам «натерпелся большого страху».
В течение двухмесячных боевых действий в Каменец-Подольской операции бригада прошла с боями более 350 км; были освобождены такие крупные населенные пункты, как Маначин, Подволочиск, Волочиск и город Каменец-Подольский.
Людские потери в трех ротах были огромные. Из 550 бойцов рядового и сержантского состава батальона осталось в строю не более 50-55 человек. Из 45 офицеров осталось менее 20, остальные погибли или были ранены и убыли в госпиталь. Из 22 командиров взводов осталось лишь 6 (!) человек. За освобождение своей Родины от немецко-фашистских захватчиков погибли молодые солдаты, 18-19-летние, цвет нашей страны. Гибли и офицеры, командиры взводов и рот, ненамного старше своих солдат – было им по 20-22 года. Если техника, танки были восполнимы, то потери в людях не восстановишь…
Заканчивался «отдых» и шла подготовка к новым боям. В начале июля 1944 года батальон пешим порядком направился ближе к фронту, в район сосредоточения, откуда должны были перейти в наступление.
Передвигались они только по темноте и до рассвета, а днем располагались в лесистой местности, маскируясь – иначе не избежать налета авиации.
В район сосредоточения они прибыли через несколько дней. Вечером весь состав батальона был посажен на прибывшие «студебекеры», и они ускоренным маршем двинулись к фронту.
Во Львов они подошли с юга, а не с востока, противник их там не ожидал, и немецких войск в этом районе почти не было. Впереди, на окраине города, виднелись окопы – немцев там не было. В глубь города они не пошли, а обосновались в пустых домах на окраине, как приказал комбат. Было тихо, никто не стрелял, авиации немцев тоже не было, еду доставали. Было тепло. Они подготовились к отпору противника. От налета авиации вырыли окопы около домов.
На следующий день дедушкина рота по приказу командира пошла на разведку в город. По пути им встретился человек в гражданском, который показал советский паспорт и стал уговаривать командира быстрее продвигаться вглубь города. Дедушка уговаривал его не верить ему, но тот не согласился и дал команду двигаться вперед.
Не успели они пройти несколько перекрестков, как у них в тылу появилась немецкая пехота с двумя бронетранспортерами. Они отрезали роту от штаба батальона. Противников не было много, но они были вооружены пулеметами, а страшнее всего были бронетранспортеры с пулеметными установками, средств против них не было. Человек в гражданском скрылся. Немцы открыли пулеметный огонь. Будучи не готовы к отпору, многие наши, тем не менее, не растерялись и ответили немцам огнем. Однако единого удара не получилось, поскольку они были разделены улицей. Одни солдаты вели огонь самостоятельно, другие отбежали назад за дом, почти на прежние позиции. Удивительно, но наши не понесли потерь, хотя укрытий, кроме домов, двери в которые чаще всего были заперты, не было.
В конце июля, числа 25 или 26, батальон стал продвигаться в глубь города вслед за двумя подошедшими танками, с задачей перерезать дорогу, по которой бежали отступающие немцы, захватить железнодорожный разъезд и станцию. Поставленную задачу они выполнили, закрепившись в двух небольших домах без жильцов и мебели. Город не был разрушен.
27 июля 1944 года Львов был полностью освобожден от противника. Наши простояли там несколько дней. Бригада, подтянув тылы, собралась со всеми своими подразделениями.
Через день они снялись с этого участка и быстрым маршем на подошедших танках направились на запад к Висле, на западном берегу которой советские войска захватили плацдарм. Задачей бригады, да и всей танковой армии было оказать помощь войскам, удерживающим Сандомирский плацдарм. После ожесточенных боев роты всех батальонов бригады понесли значительные потери в людях, а танковый полк – в танках и другой технике.
После операции батальон, точнее, то, что от него осталось, разместился в хатах села Венгерце Паненске, покинутого местными жителями. Пользуясь затишьем, все подстриглись у ротных умельцев, помылись в холодной бане (и летом, и зимой ею служила брезентовая палатка), заменили белье, написали письма родным.
Личный состав роты располагался по хатам, спали на нарах, на соломе, покрытой плащ-накидками. Главное, была крыша над головой, печка, хотя было тесновато.
Фрицы часто обстреливали село из орудий большого калибра, но потерь от этого обстрела не было. Но все же наши соблюдали маскировку: вечером наши занавешивали окна, а печи топили с наступлением темного времени, днем не топили из-за дыма.
Закончилась подготовка на Сандомирском плацдарме к предстоящим боям. Начался далекий путь по польской земле, до самого Одера и далее до реки Нейссе. К 15 января 1945 бригада достигла села Бобжа и заняла высотку.
С рассветом 16 января немцы начали атаку. С левого фланга растянулась по полю цепь немецкой пехоты, справа тоже строчили пулеметы, слышались выстрелы из орудий. Не было понятно, где свой, а где противник. Дедушке казалось тогда, что все они непременно погибнут. Но потом капитан приказал всем отходить в лес. Он хотел сберечь жизни солдат, сберечь их для последующих боев… А сам был тяжело ранен и скончался. 25 лет от роду…
По польской земле они продвигались быстро. По пути случались бои: и с потерями, и без. Хотя, как говорит дедушка, «много глупостей творило командование». Днем им попадались гужевые обозы. Все обозники и охрана обоза были одеты в немецкую форму. Среди них были, как правило, солдаты всех национальностей, кроме русских: калмыки, узбеки, татары, казахи, кавказцы, поляки. Война есть война.
В одном из боев (при г.Кратошине), дедушка был ранен осколками случайного снаряда в кисть правой руки и – тяжело – в ногу. Мне показалось, что ему неприятно было говорить об этом. Видимо, он считает, не знаю, как правильно выразить, возможно, постыдным для солдата быть раненым не от прямой пули противника, а от случайного снаряда. На этом его военная служба закончилась.
Уже в госпитале он узнал, что наши успешно провели Берлинскую операцию. Но также он узнал и то, что немногие из его взвода при этом остались в живых…
Он остался жив. Что ему помогло? Ответить на этот вопрос трудно. Кто-то не был даже ранен. А сколько полегло в боях хороших ребят, молодых, здоровых, освобождая Родину – Союз Советских Социалистических Республик от фашистского нашествия…
Папины воспоминания неполны. В одном случае он объясняет это временем, которое прошло с тех пор; в другом – недостаточным интересом в то время, когда была возможность узнать все подробности, в третьем – нежеланием своих родственников-ветеранов обсуждать, описывать те события…
Левченко (Эрлих) Лилия Степановна, ноябрь 1926 г.р.
Папину маму война застала в Нальчике в 1941 году. Так как семья была нерусского происхождения (папина бабушка – эстонка, дедушка – российский немец), всех их сослали в Казахстан. В 15 лет бабушку отправили в Трудовую армию, где она с другими подростками работала «на фронт»: валила лес, заготавливала дрова.
В 1942 году на Урале, в городе Перми, на оружейном заводе они, дети, делали снаряды для армии. Как рассказывала бабушка, до 1945 года было очень тяжело: жили в браках, голодали. Кроме того, много сложностей было связано с людьми, которые, несмотря ни на что, презирали их из-за национальности: русских детей и немецких детей даже разделяли в бараках!
Даже после войны семья жила на Урале под комендатурой, и лишь после 1948 года они смогли вернуться в Казахстан.
Лишь в 60-х годах, после смерти Сталина, бабушку признали как трудовика. И в 1979г. она была награждена рядом медалей и орденов.
Левченко Александр Николаевич
Папин дедушка (по отцовской линии) дошел от Киева до Праги. Был дважды ранен. Воевал в сухопутной береговой охране (в морской пехоте). Насколько помнит папа (дедушка мало рассказывал об этом), закончил он войну в звании капитана. О самих боевых действиях папа мало что помнит.
Эрлих Степан, 1900 г.р.
Дедушка (по линии матери) до войны был секретарем парткома в г. Нальчик. Имел высшее образование (высшая партшкола). В 1941 году его семья была отправлена в Казахстан, а он сам в 1942 году, когда противник подошел к городу, возглавил партизанский отряд, который охранял ущелье – единственный вход в город среди гор. Небольшими группами они совершали рейды, взрывали мосты с целью помешать продвижению противника.
В ноябре 1942 года, когда немцы ворвались в город, его, как секретаря парткома, и еще некоторых людей не выпустили из города. 5 человек задержали и, как потом стало известно из письма, присланного бабушке, пытали в гестапо: ему выкололи глаз, поломали руки… Отряд, идущий на помощь, не успел спасти задержанных: один из этих людей умер во время пыток, все остальные, а кроме того, еще 2000 человек были расстреляны в один день.
В 1944 году многие видные военачальники прибалтийского, немецкого происхождения были сняты с фронта и даже лишены званий. Поэтому об этом деле очень долго ничего не говорилось. А уже в 1969 году бабушке пришло приглашение приехать в город Нальчик. Она боялась, поскольку дедушка был немцем. На деле оказалось, что был дан приказ о посмертном награждении ее мужа орденом Красной Звезды.
Сейчас в Нальчике есть памятник героям обороны города Нальчик. Среди них высечено и имя папиного дедушки.
Эрлих Владимир
Брат папиного дедушки [Владимир – Д.А.] был председателем сельсовета г.Нальчика. Человеком он был неграмотным, но в то же время обладал ораторским даром, красноречием. С первых дней войны он ушел добровольцем в армию и попал в Украину. Там они, насколько известно папе, попали в окружение. И только 18 человек остались в живых.
Зная о том, что если у них найдут партбилеты, то ни его, ни его товарищей в живых не оставят, они их спрятали в болоте, под корнями дерева.
Раненый и контуженный, он попал в плен, а затем в концлагерь где-то под Польшей. Там его пытали, пытались завербовать (ведь он был немцем). Но когда пришли красные в начале 1944г., наших освободили, но дедушка был снят с постов и посажен в наш лагерь на 9 лет как предатель и рецидивист. В котором работники КГБ выбили ему зубы, один глаз и чуть было не довели до самоубийства. Несмотря на это, он был очень крепкий духом человек и впоследствии вернулся в Украину, чтобы забрать свои документы, которые хорошо сохранились в тех условиях.
Уже после снятия Хрущева он также был вызван в Нальчик. И очень боялся – неужели он мало мучился, с ним поехала папина мама. И когда он должен был зайти в штаб, он даже попрощался с бабушкой. Его очень долго не было. Бабушка уже стала думать о худшем. Но вот он вышел. С орденом Красного Знамени и со слезами на щеках…
Вечная слава павшим в боях и всем участникам войны! Их подвиги не померкнут в веках. Память о них останется с нами навсегда.
