Томан И.Б.
Недалеко от станции метро Марьина Роща, на углу улицы Советской Армии и Сущевского Вала, находится парк «Фестивальный». Это неплохая рекреационная зона с множеством спортивных объектов, и лишь отреставрированная церковь конца XVIII века, огороженная территория которой занимает значительную часть парка, напоминает об истории здешних мест. О ней мы расскажем чуть позже, а пока я предлагаю читателям перенестись в еще более далекое прошлое, когда этой церкви и в помине не было.
Для этого мы отправимся в путь по улице Советской Армии мимо школы №1414,на месте которой стояла легендарная школа №607, воспетая учившемся в ней Евгением Евтушенко как «школа неисправимых», мимо Центрального музея вооруженных сил Российской Федерации, мимо монументального театра Российской Армии, мимо главного входа в Екатерининский парк и, перейдя проезжую часть по регулируемому переходу у Центрального дома Российской армии, окажемся в сквере на Суворовской площади, где стоит памятник прославленному полководцу. Пройдя чуть дальше вдоль улицы, мы увидим удивительное природное явление – «танцующие деревья». Многие знают о «танцующих деревьях» на Куршской косе (входящей в Список Всемирного наследия ЮНЕСКО), но могу с уверенностью сказать: пляски сиреней и закрученные винтом стволы вековых деревьев напротив Центрального дома Российской армии гораздо выразительнее.
Куда же мы попали?
Мы находимся на Старой Божедомке — так именовалась до 1927 года улица Дурова, в которую у Суворовской площади переходит улица Советской армии. Это название напоминало о находившихся здесь вXVII- первой половине XVIIIвека «божьих (или убогих) домах» — своего рода средневековых моргах, в которые свозили тела неизвестных покойников и тех, кто умер насильственной смертью, без покаяния. В конце XVIIвека при них была построена церковь Иоанна Воина на Старой Божедомке, именовавшаяся также Крестовоздвиженской. Церковь была снесена в 1930-е годы; на ее месте находится гостиница «Славянка». Неподалеку находились еще другие «божьи дома», по которым получила название улица Новая Божедомка. Ныне это улица Достоевского.
Покойников из «божьих домов» отпевали и хоронили в общих могилах раз в год, в седьмой четверг после Пасхи, называемый Семик. После этого, по свидетельству И.М.Снегирева, «ватаги народа, умыв руки себе в Самотёке, шли в Марьину рощу завивать березку и пировать с песнями и весельями, сменявшими слезы и рыдания». [4, с.101-102].
Самотёкой называлась Неглинная в среднем течении, а также один из ее притоков впадавший в нее недалеко от места, где мы сейчас находимся. О ней напоминают многочисленные московские топонимы – Самотечная улица, Самотечный бульвар, Самотечная площадь и четыре Самотечных переулка. Почему же, совершив омовение в Самотеке, участники печального обряда отправлялись развеяться именно в Марьину Рощу? Не только потому, что до середины XIX века этот район действительно был рощей, на окраине которой находилась живописная деревушка Марьина. (О ее существовании до 1953 года напоминала улица Марьина Деревня, переименованная в Калибровскую). В Марьиной Роще находилось одно из крупнейших московских кладбищ, называемое Лазаревским.
Лазаревское кладбище, основанное в середине XVIII века, получило название по деревянной церкви во имя святого праведника Лазаря Четверодневного, разобранной около 1800 года. В 1780-е годы на средства купца Луки Ивановича Долгова построили новую кладбищенскую церковь во имя Сошествия Святого Духа. Считается, что архитектором ее является зять Л.И.Долгова Е.С.Назаров, но возможно, в ее создании принимал участие другой его зять – В.И.Баженов. Не исключено, что к строительству церкви имел отношение французский архитектор Н.Легран, автор проекта московского храма Успения Богородицы на Могильцах, облик которого обладает сходством с церковью Сошествия Святого Духа.
В 1932 году церковь закрыли, а вскоре на месте кладбища устроили детский парк. В 1990-е годы храм возвратили РПЦ; в настоящее время он отреставрирован и в нем проводятся богослужения. Лазаревское кладбище было первым городским московским кладбищем. Оно не принадлежало ни к одному из приходских храмов, и потому среди усопших было немало людей, утративших социальные и родственные связи, а также приезжих. Поблизости, до основания Московского иноверческого кладбища на Введенских горах (1771), существовало также Немецкое кладбище для неправославных христиан – католиков, лютеран и реформатов.
От Старой Божедомки до Лазаревского кладбища вел Второй Лазаревский переулок. Во второй половине ХХ века его расширили и в 1976 году переименовали в улицу Советской Армии. Однако память об уничтоженном кладбище сохранил Лазаревский (бывший Первый Лазаревский) переулок, идущий перпендикулярно улице Советской Армии.
«Божьи дома» ликвидировали из санитарных соображений в 1763 году, а вскоре в этом районе появились образовательные и благотворительные учреждения: Екатерининский институт благородных девиц (ныне Центральный дом российской армии), Александровский институт, Мариинская больница для бедных.
Дух эпохи Просвещения требовал, чтобы благотворительность, направленная в средневековье на мертвых, была переадресована живым. Однако память о прошлом этого района долгое время сохранялась не только в названиях улиц, но и в народных обычаях. ВXIX веке Марьина роща являлась одним из самых излюбленных мест народных гуляний, которые устраивались в непосредственной близости от кладбища, а иногда и среди могил.
По свидетельству И.М.Снегирева, относящемуся к 1830-м годам, обычаи, связанные с существованием «божьих домов», сохранялись и в его время. На Семик в Марьиной Роще проходили народные гуляния, связанные с посещением кладбища и поминовением усопших. В этот день улицы, дома и столы украшали березками, ели яичницу и драчену, пели песни и носили по улицам украшенную березку, девушки плели венки. Марьина Роща была любимым местом народных гуляний не только в Семик, но также в праздничные и воскресные дни, и со временем древний обычай поминовения усопших был почти полностью вытеснен развлечениями, закуской и выпивкой. [4, с.102].
По свидетельству М.Н.Загоскина, относящемуся к 1840-м годам, была не одна, а две Марьины Рощи: одна, небольшая, примыкала к Лазаревскому кладбищу; другая, более обширная, отделялась от нее лугом. На месте этих рощ находилось древнее кладбище, от которого остались вросшие в землю старинные надгробия с полустертыми надписями. Вот что рассказывает о них М.Н.Загоскин в книге «Москва и москвичи»: «В большой роще гуляющих было немного; кое-где сидели отдельными группами семейства купцов и ремесленников. Одни пили чай на каменных могильных плитах, из которых многие совсем уже вросли в землю, другие курили трубки и беседовали за бутылкой пива. Эти мирные наслаждения добрых и трудолюбивых людей были в совершенной противоположности с тем, что происходило в двух трактирах, которые стоят на лугу между большой и малой рощами. В наружной галерее одного из этих трактиров краснощекий артист с затекшими от перепоя глазами заливался на кларнете, безобразный старик с небритой бородой колотил в турецкий барабан, и полупьяная немка (…) отпускала удивительные трели на скрипке. Вокруг этого оркестра толпились цыганки в запачканных платьях (…), удалые купеческие сынки (…) и пьяные старики с такими беспутными и развратными рожами, что гадко и страшно было на них взглянуть. В другом трактире (…) с визгом и завываньем ревела толпа цыган, а перед дверьми двое растрепанных оборванцев отхватывали трепака (…). Я заметил, однако, что большая часть гуляющих по лугу или вовсе не обращала никакого внимания на эти притоны разврата, или смотрела на них с явным отвращением. Я пошел вслед за толпами, которые спешили в небольшую рощу, примыкающую к Лазареву кладбищу. При самом входе в это средоточие народного воскресного гулянья я был поражен звуками, которые сильно потрясли мою душу; они воскресили в ней память о давно прошедшем, перенесли меня за семьсот верст, в ту деревню (М.Н.Загоскин родился в селе Рамзай Пензенской губернии – И.Т.), где я, будучи еще ребенком, слышал так часто эту самую хороводную песню, которая раздавалась теперь в одном углу рощи. Разумеется, я пошел прямо туда, протерся кое-как сквозь густую толпу народа и стал в первом ряду зрителей. Почти весь хоровод был составлен из молодых крестьян, и только две или три сельские девушки в шелковых повязках и ситцевых сарафанах вмешались, как будто бы нечаянно, в этот мужской круг. Внутри хоровода ходила пара: краснощекая девушка с потупленными глазами и молодой, видный собой детина, который (…) помахивал своим красным платком, подергивал левым плечом и припадал бочком к своей даме, которая продолжала ходить по-прежнему, опустив книзу свои ясные очи и не обращая никакого внимания на пантомиму своего кавалера. Когда кончилась песня, (…) пара облобызалась и уступила свое место другой паре. (…)»
Скрывшись в трактире от назойливых цыганок, послушав разговоры его завсегдатаев и поговорив с народным умельцем, показывающим механических кукол в человеческий рост, М.Н.Загоскин задумался: «Как это странно, (…) в Москве самые любимые гулянья простого народа — Ваганьково и Марьина роща; Ваганьково — кладбище за Пресненской заставой, Марьина роща — также старое кладбище в двух шагах от Сущевского (Миусского – И.Т.) кладбища; одним словом, это место самых буйных забав, пьянства и цыганских песен окружено со всех сторон кладбищами. В этой Марьиной роще все кипит жизнию и все напоминает о смерти. Тут, среди древних могил, гремит разгульный хор цыганок; там, на гробовой плите, стоят самовар, бутылки с ромом и пируют русские купцы. Здесь, у самой насыпи, за которой подымаются могильные кресты Лазарева кладбища, раздается удалая хороводная песня; кругом мертвые спят непробудным сном, а толпа живых, беспечно посматривая на эту юдоль плача, скорби и тления, гуляет, веселится и безумствует, не думая нимало о смерти. Что за чудная страсть у нашего простого народа веселиться на кладбищах? Отчего происходит это совершенное равнодушие к месту, которое должно бы возбуждать не веселье, не житейские помыслы, но чувство грусти и христианского умиления? Уж не остаток ли это наших языческих обычаев? В древние времена мы справляли тризну по усопшим; в наше время простой народ пьет вино и гуляет на поминках почти так же, как на свадебном пиру». [1].
Итак, русский народ, с недоумением пишет М.Н.Загоскин, веселится на могилах. А веселится ли вообще русский народ? В те же 1840-е годы московские народные гуляние посещал молодой немецкий гувернер Фридрих Боденштедт, ставший впоследствии профессором славистики Мюнхенского университета и переводчиком русской литературы. На что же он обратил внимание в первую очередь? «Что меня всегда поражало на русских народных праздниках, – вспоминал он, – так это полное отсутствие настоящего веселья. Почти с торжественной серьезностью массы народа прогуливаются мимо балаганов, дивясь на представления как на что-то чуждое. Балаганы, карусели, качели всегда заполнены, однако почти у всех посетителей серьезные, почти мрачные лица. Любимое развлечение народа – катание с ледяных гор, однако и там царит преимущественно тишина: не слышно ни взрывов смеха, ни проявлений радости. В балаганах, где играют на балалайке и гармонике, раздаются только меланхоличные мелодии». [6,с.183]
Далее Ф.Боденштедт пишет о неизбывной печали как одной из черт национального характера русского народа, связывая это с его исторической судьбой, однако резонно задать вопрос: не посещал ли Ф.Боденштедт народные гуляния в Марьиной Роще или вблизи других кладбищ? В таком случае отсутствие бурных проявлений веселья, которые он наблюдал у себя на родине, связано с некоторым уважением к мертвым. Впрочем, доподлинно неизвестно, был ли Фридрих Боденштедт в Марьиной Роще…
Особенно многолюдно было на Лазаревском кладбище и в его окрестностях в Троицкую субботу. В соответствии с древней традицией, в этот день люди приходили на кладбище и поминали близких. Обычай этот был осужден Стоглавым собором в 1551 году[2], однако в Марьиной Роще его соблюдали еще во второй половине XIXвека. С.М.Любецкий, автор книги «Московские окрестности» (1877), так описывал его:«В Троицкую субботу и во всю седмичную неделю, также по праздничным дням сходились туда на жальники (могилы – И.Т.) родичи покойников и с плачем, с воплем, с разными причитаниями восклицали унылыми голосами: поют ваши косточки во сырой земле. Потом обметали могилки, что называлось прочищать глаза покойникам, и чинили им поминания, состоявшие в том, что обделяли нищую братию полушкой, пили вино, ели блины, кутью, христовоскресные яйца; иные пили чай на могильных плитах. Оставшиеся там скорлупа и битые стеклянницы свидетельствовали об этих поминках». [3, c.23-24]
Впрочем, кладбище посещали не только родственники усопших. «До самой ночи простой народ водил хороводы с песнями и игрою на гармониках, потом разбредался по роще и кладбищу отдельными группами и парами. Пьяные мужчины и женщины (…) ломали могильные кресты, повреждали памятники». 24, — свидетельствовал С.М.Любецкий. [3, c.24]
И.М.Снегирев и М.Н.Загоскин описывают народные гуляния скорее с интересом, нежели с осуждением, однако у авторов более позднего времени они вызывают только неприязнь. Почему? В первой половине XIX века, когда Марьина Роща еще была рощей и Лазаревское кладбище окружала сельская местность, значительную часть гуляющих составляли крестьяне или люди, сохранившие тесную связь с деревней. Их нравы были небезупречны с точки зрения образованного сословия, и все же они пели народные песни, соблюдали древние традиции и обычно придерживались определенных правил поведения. Во второй половине XIX века, когда Марьина Роща превратилась в фабричное предместье Москвы, состав гуляющих изменился. Среди них стали преобладать люди без роду и без племени, лишенные любых внутренних запретов. Тогда же Марьина Роща превращается в один из самых криминальных районов Москвы, что было обусловлено не только ее положением рабочей окраины, но и близостью железной дороги и кладбища, которое подчас использовалось для тайных сходок и укрытия награбленного добра.
В 1920-е годы благоустройством кладбища, где в год хоронили около двух тысяч человек, практически перестали заниматься, а растущая криминализация Марьиной Рощи способствовала тому, что оно стало одним из опаснейших мест Москвы. Попытки краеведов привлечь внимание властей к ценности старинных надгробий ни к чему не привели, и в 1930-е годы на месте кладбища появился детский парк имени Ф.Э.Дзержинского. Родственники покоившихся там людей имели право перезахоронить своих близких на других кладбищах, однако мало кто им воспользовался, и причина была не в отсутствии средств или в неуважении к усопшим. Одна из знакомых нашей семьи, чьи родители были похоронены на Лазаревском кладбище, говорила, что не хотела тревожить усопших, для которых лучше, если над ними будут играть дети. Того же мнения в свое время придерживался и А.С.Пушкин: «И пусть у гробового входа младая будет жизнь играть…»
Устройство парков на месте кладбищ, в том числе старинных, – обычная практика не только в советской Москве, но и во многих европейских городах: живым нужно место для жизни. Я помню, каким был этот парк в 1970-е годы: здесь был бесплатный каток с теплой раздевалкой, детская и спортивная площадки, но самое главное – природа. В парке росли вековые деревья и кустарники, так что нам, марьинорощинским детям, было где побегать и порезвиться. О существовании кладбища мы знали и даже видели кое-где в зарослях обломки могильных плит, и это придавало парку в наших глазах некий романтический ореол, связанный также с образами пионеров-героев, погибших мученической смертью за родину. Напоминающие иконы большие стенды с их портретами и леденящими душу рассказами об их гибели стояли вдоль одной из главных аллей парка, а вдали виднелась заброшенная церковь…
Сейчас, после ряда реконструкций, наш любимый парк превратился в «Парк Фестивальный». Деревьев здесь почти не осталось, а отдельные старожилы, помнящие не только парк имени Ф.Э.Дзержинского, но и Лазаревское кладбище, в одиночестве доживают свой век. Прежний парк был для многих здешних жителей местом, где покоились их предки и где теперь играли их дети; нынешний – только рекреационная зона. Впрочем, подобные метаморфозы неизбежны, и рано или поздно живые воспоминания вытесняются «исторической информацией»…
Литература
- Загоскин М.Н. Москва и москвичи. Электронный ресурс: https://royallib.com/read/zagoskin_mihail/moskva_i_moskvichi.html#372393
- Православная энциклопедия. Электронный ресурс: https://www.pravenc.ru/text/182191.html
- Смирнова А.Г. Лазаревское кладбище. – Московский журнал. – 2017. — №12. – С. 16-37
- Снегирев И.М. Русские простонародные праздники и суеверные обряды. Выпуск 3. – М.: Университетская типография, 1838 Электронный ресурс: http://elib.shpl.ru/ru/nodes/16114-vyp-3-1838
- Томан И.Б. Московская Атлантида. Краеведческие прогулки по Марьиной роще. – Московский журнал. – 2021. — №8. – С.32-46
- Bodenstedt F. Erinnerung aus meinem Leben. — Berlin: Allgemeiner Verein fuer deutsche Literatur, 1888
