Аманжолова Д.А.
Судьба Петра Гермогеновича Смидовича (1874-1935), безусловно, интересна и поучительна. Он прошел путь от романтического увлечения идеей действовать в пользу народа и честно бороться за социальную революцию к ее реализации и драматической трансформации через дела и поступки в разных политических испостасях. П.Г. Смидович относился к числу большевиков, которые стояли на позициях корректного политического партнерства российских марксистов с их оппонентами. Даже в рамках тоталитарного режима они безуспешно пытались сохранить элементы демократии. Оганически присущие Смидовичу интеллигентность и широкая эрудиция, порядочность и искренность (при всей его сдержанности, особенно в зрелые годы), удивительное личное обаяние не раз отмечались его современниками и не изменяли ему никогда. В то же время чудовищное предательство и перерождение дела, которому П.Г. Смидович, как многие другие российские интеллигенты, посвятил жизнь, явилось его глубоко личной драмой.
Биография Петра Гермогеновича Смидовича — прекрасный пример разнородного характера большевизма как до, так и после 1917 г. С одной стороны, он прочно впитал западные политические и культурные традиции во время обучения во Франции и нескольких лет эмиграции. В то же время он участвовал в руководстве подпольной борьбой в России до революции, играл одну из ключевых ролей в борьбе большевиков за власть в Москве в 1917 г., став заместителем председателя, а в 1918 г. — председателем Моссовета, и впоследствии занимал важные государственные посты.
Детство Петра прошло в родовом имении потомственных дворян Смидовичей — Зыбино Тульской губернии. «Нас было семеро — один за другим, — вспоминал он. — Родители — почтенного возраста. Мать энергичная и неутомимая — вся в хозяйстве и в полном нашем материальном обслуживании, отец — угрюмый и одинокий человек, — или молился у себя в кабинете, или занят управлением хозяйства, в котором ничего не понимал и ничего сделать не умел. Все разваливалось. Не до нас им было». Братьев (Викентий, Петр, Федор и Николай) и сестер (Ольга, Инна и Мария) объединяли взрывной характер, эмоциональность, высокая порядочность и ответственное отношение к делу. Все любили природу, музыку, шахматы, литературу и физический труд. В детстве и юношестве увлекались ездой на велосипеде, выпускали с друзьями рукописный журнал «Тульские искорки», много читали и обсуждали самые разные проблемы — нравственные, философские, политические.
Приход П.Г. Смидовича в революцию был совсем не случайным. Друзья детства и юности отмечали искренность, неприятие зла, «добрую, хорошую, чуткую душу», порывистость, деятельное начало, характерные для Петра. Правительство же своей внутренней политикой делало все, чтобы превратить мечтателей в людей дела, ускорить процесс радикализации настроений социально активных представителей общества, страстно желавших «действовать в пользу народа». Для русской духовной традиции всегда были характерны правдоискательство, идеал жития по совести, справедливости, стремление ко всему абсолютному, возвышенному ради служения идеалу, жизни во имя соучастия в великом деле. Стремление к власти, социальная и личная месть, скука, желание войти в привлекательную группу и т.п. мотивы были ему глубоко чужды. Органическими свойствами передовой интеллигенции были разномыслие, общественная и культурная активность. Деспотизм политических отношений в стране, нищета и бесправие основной массы населения стимулировали революционность интеллигенции, выступавшей за обновление государственного строя. Главным аргументом, определившим переход к революционной деятельности для таких личностей, как Петр Смидович, были чувство долга перед народом и несовпадение собственного статуса до начала этой деятельности с внутренним мироощущением.
В письме товарищу С.Н. Ставровскому в 1893 г. он размышлял по поводу оформления своего кредо: «Я мечтал определить себе свое будущее дело — коммуна и жизнь среди рабочих на шахте, и хладнокровно смотреть на мир Божий, но недавно все было перевернуто вверх дном». Встреча с приехавшим в Зыбино на каникулы студентом Горного института, троюродным братом М.В. Смидовичем, «внушила» сильную ненависть к императору и сторонникам монархии. «…я решился посвятить свою жизнь на то, чтобы уничтожить его…» Письмо было перлюстрировано полицией и значок **, следовавший после этих слов был расшифрован как «Царь». Петр после этого оказался под самым пристальным надзором охранки.
Но «в один прекрасный день» пришел дядя — тульский врач В.И. Смидович, который доказал своим юным собеседникам, в т.ч. Петру, что «пока русское общество продуцирует людей, способных продавать идею — всякая борьба невозможна. Слишком мало бескорыстных искренних людей, и исторический ход развития народа не подвинет ни на одну йоту всеми своими усилиями». «Но все-таки, — констатировал далее Петр, — я колеблюсь теперь между этими двумя пунктами: убить ли прямо или действовать в пользу народа, т.е. косвенно опять… против него? Что лучше? Вот вопрос, что полезнее? Посоветуй. Больше я ни на что не способен, это факт. И буду же я скотина, если не истинно одно из двух». Как и большинство революционеров, он пошел по второму пути. Сильное влияние на Петра оказал троюродный брат В.В. Смидович — будущий известный писатель Вересаев, который вскоре женился на Марии Гермогеновне Смидович.
В 1892 г. Смидович поступил на естественное отделение физико-математического факультета Московского университета, и с тех пор его судьба прочно связана, с небольшими перерывами, с Москвой. Выдающийся физиолог И.М. Сеченов стал одним из самых чтимых и любимых его наставников и высоко оценивал научные способности Петра. Любовь к ботанике на всю жизнь привил ему К.А. Тимирязев. Но революционно настроенная студенческая среда быстро втянула в политическую борьбу Петра, Инну, учившуюся в Петербурге, а после исключения продолжившую образование в Швейцарии, Ольгу и Николая Смидовичей. В 1895 г. по делу об антиправительственной деятельности Совета объединенных землячеств студентов Москвы Петр был исключен из университета и с помощью сокурсников отправился самым дешевым тарифом в Париж «в очень оборванном виде, который удивлял заграницу, но меня нимало не смущал».
Здесь, работая и продолжая обучение, он сблизился с русскими марксистами и социал-демократами, в том числе со своей будущей женой, землячкой Софьей Николаевной Черносвитовой, бывшей тогда в замужестве за Платоном Васильевичем Луначарским, братом будущего первого советского наркома просвещения. Осенью 1898 г. с паспортом монтера-электрика Этьена Бюссера Петр Смидович вернулся в Россию и включился в революционную нелегальную деятельность, но вскоре был арестован и целый год провел в одиночке. Вспомнив изучавшиеся в студенчестве труды психиатров и посещения клиник, он стал изображать психическое заболевание, изъясняясь только на французском и умело используя при этом ненормативную лексику, и в конце концов был выдворен за границу.
В 1900 г. Смидович в Лондоне вместе с В.И. Лениным, Ю.О. Мартовым, В.И. Засулич, Н.К. Крупской и другими участвовал в работе «Искры» (обязанности секретаря редакции исполняла тогда его сестра Инна, которую после рождения сына заменила Крупская. Сама же Инна вскоре примкнула к меньшевикам). Петр Гермогенович организовывал нелегальный транспорт «Искры» из Франции в Россию, затем работал в эмигрантских социал-демократических организациях в Германии, а в 1903 г. нелегально вернулся в Россию и развернул работу по созданию партийных организаций и типографий на Севере, в Баку и Туле, на время выезжая вновь в Германию. Он владел основными европейских языками и много занимался самообразованием — всемирной историей, философией, политической экономией, физиологией, медициной, биологией, искусством и литературой.
Революция 1905-1907 гг. застала Смидовича в Москве, и в 1906 г. он стал членом Московского окружного комитета партии. Нравственное кредо порядочного человека, коим он руководствовался с юных лет, в конкретной ситуации реализовалось в полных риска и лишений буднях профессионального революционера. Смидович руководил стачечной борьбой московских трамвайщиков и коммунальных рабочих, возглавлял Центральное бюро профсоюзов Москвы и приобрел огромный авторитет и популярность среди рабочих и в партийных кругах большевиков. В ноябре 1908 г. он был арестован и сослан на два года в Вологодскую губернию.
С.Н. Луначарская после смерти первого мужа в декабре 1904 г. продолжала революционную работу в Туле и Москве. Совместная работа окончательно сблизила давно знакомых и близких по духу людей. В 1910 г. у них родился сын Глеб, но уже через несколько месяцев она была арестована и сослана на родину. Только через год Петр Гермогенович и Софья Николаевна смогли обвенчаться и с 1912 г. жили в Калуге, куда был переправлен П. Г. Смидович, устроившийся работать на строительстве электростанции. Вернуться в Москву, теперь уже навсегда, они смогли в 1914 г.
С.Н. Луначарская-Смидович
С помощью Г.М. Кржижановского Петр Гермогенович устроился на электростанцию «Общества 1886 г.» (МГЭС), которая теперь носит имя Смидовича. Супруги играли одну из важных ролей в Московской организации большевиков. Они всегда вели простой и непритязательный образ жизни, сохранив боязнь потратить попусту время, «надсад после каждой потерянной минутки». Преданность революции, испытания на заводах, улицах, в тюрьмах и партийных дискуссиях, доступность и естественность в общении с рабочими и интеллигентами, доброта, благородство и огромное обаяние, которые лучше всего чувствовали женщины и дети, делали Смидовича одним из наиболее авторитетных в социал-демократической среде Москвы. И в зрелые годы он умел оставаться открытым, экспансивным, жизнелюбивым, «горячо жил и чувствовал», выработав вместе с тем колоссальную выдержку, политический такт и тонкое чутье ситуации, настроений, людей. Не случайно жена писала ему в 1913 г.: «В чем упрекаю тебя? В слишком доверчивом отношении к людям, но ведь его считаю одним из лучших твоих свойств. …Будь таким, каким я знаю и люблю тебя».
Фигура П.Г. Смидовича, непоколебимо убежденного в исторической правоте курса на переустройство общества на началах социальной справедливости, пожалуй, ярче многих других олицетворяла сохранявшийся в партии большевиков в 1917 году и позже скромный, но реальный потенциал «мягких», с опорой на консенсус революционно-демократических сил, альтернатив хода и исхода событий.
Именно в Москве в 1917-м этот потенциал удалось частично реализовать. Политические баталии в Моссовете, между ним и буржуазно-демократическими органами власти города дают зримые, но, увы, почти не востребованные уроки одного из оптимальных способов разрешения конфликтов. Многие их участники с обеих сторон в ситуации острейшего противоборства демонстрировали качества, непреходящая ценность которых в политике и сегодня с трудом воспринимается нашим обществом. П.Г. Смидовичу выпало участвовать в решающих событиях борьбы за власть в Москве, во многом влиять на ее развитие и итоги.
На первом организационном заседании Моссовета рабочих депутатов 1 марта 1917 г председателем был избран меньшевик А.М. Никитин, главой исполкома — Смидович. На протяжении всего 1917 года занимал ведущее место в руководстве Моссовета. Приходилось заниматься одновременно разными вопросами: распускали полицию и «громили охранку», освобождали политзаключенных, занимались питанием скопившихся у думы людей, конфискуя все необходимое. «День и ночь без перерыва приходили люди, подписывались бумажки. Время перепуталось, голова вдруг погружалась в небытие, чтобы опять вернуться к сознанию под толчками кого-либо «по особо важному» делу….Все в городе происходило само собой, — сопротивления, отпора не было. Власти попрятались, притаились». — вспоминал он.
Именно П.Г. Смидович в течение всего 1917 года оставался единственным постоянным участником всех переговоров Моссовета, а затем Военно-революционного комитета большевиков с их оппонентами и противниками в борьбе за власть. Было это и выражением доверия к нему с обеих сторон, и признанием возможности компромисса.
Одной из важнейших задач было налаживание работы самого совета. Исполнительная комиссия, выполнявшая роль технического аппарата с помощью «девиц из Земсоюза», не устраивала рабочих. Смидович разработал принятый Моссоветом проект, который обеспечивал более продуктивную работу, причем для содержания совета устанавливались процентные отчисления с жалования рабочих. 10 рублей выделялось членам совета за каждое заседание, члены исполкома получали 300 рублей в месяц. Однако предприниматели всячески сопротивлялись проведению отчислений.
Между тем организация нормальной жизнедеятельности сложного городского организма с самого начала, очевидно, составляла одну из основных слабостей Моссовета. Его структура больше отражала социально-политическую направленность работы этого органа: были созданы агитаторская, военная, конфликтная (для разбора конфликтов между рабочими и предпринимателями) и другие комиссии, отделы содействия профстроительству, агитационно-пропагандистский, районных организаций.
Наиболее откровенно психологию «романтического идеализма» большевиков выразил И.С. Вегер 21 марта на пленуме совета, когда обсуждался вопрос «О демократизации городского самоуправления». Он говорил: «Нам предлагается заняться ведением городского хозяйства, т.е. заняться богадельнями, мостовыми, санитарией и т.д. Все это — вещи прекрасные, но с революцией имеют весьма мало общего… Все городские революционные комитеты превратятся в городские думы, займутся богадельнями, мостовыми и прочим. Тогда точка революции».
П.Г. Смидович, как и В.П. Ногин, был сторонником единства социалистических сил. Огромная преобразовательная работа требовала значительных технических и интеллектуальных сил и была не под силу изолированной революционной демократии. А.И. Рыкова, П.Г. Смидовича, Г.И. Ломова (Оппокова), А.С. Бубнова и других обескуражили выводы вернувшегося из эмиграции Ленина о необходимости восстания и социалистической революции. Они опирались на марксистское обоснование неподготовленности крестьянской России к социализму. По сути, эта позиция отражала имевшуюся тогда возможность сотрудничества революционно-демократических сил в интересах предупреждения разрушительной составляющей и укрепления созидательной направленности преобразований. Консенсус тем не менее не состоялся, но драматические уроки разобщения демократии и до сих пор мало усвоены.
Великолепное знание жизни города, социальных настроений разных его слоев, экономической ситуации, расстановки политических сил и лиц, их персонифицировавших, вкупе с высокой культурой, в том числе политической, широкой эрудицией, глубокой порядочностью и огромным личным обаянием делали Петра Гермогеновича одним из незаменимых лидеров Москвы. Он руководил заседаниями Моссовета, принимавшего решения по ключевым вопросам, выступал на них, на партийных форумах большевиков города и области по важнейшим проблемам политической жизни, неизменно возглавлял переговорный процесс в ситуациях крайнего противостояния сторон в 1917-м. Во многом благодаря усилиям Смидовича, а также его единомышленников удавалось контролировать ситуацию в Москве в критические моменты.
После подавления выступления Л.Г. Корнилова в сентябре 1917 г. борьба разворачивалась вокруг двух вариантов дальнейшего развития революции: на основе широкой коалиции реформистских демократических сил или путем решительной смены формы и существа государственной власти, которую отстаивали большевики. В стремительно менявшейся обстановке, как свидетельствуют выступления Смидовича, он проявлял умение сочетать трезвый учет объективных условий с тонким политическим чутьем, опиравшееся на основательную теоретическую подготовку и богатый опыт участия в революционном движении.
Как показали октябрьские события 1917-го, Петр Гермогенович по-прежнему оставался для всех участников событий единственной приемлемой фигурой, способной нащупать и реализовать возможности согласования частных интересов и минимизации последствий острого противоборства группировок. Безусловная заслуга в удержании ситуации под контролем и сохранении города от возможного разгула стихии ожесточенного противостояния принадлежит «примиренческой» части большевистского руководства. Одну из ключевых ролей в ней играл П.Г. Смидович, и после взятия власти ему не понадобилось «перенастраиваться»: он досконально знал ситуацию в городе, расстановку сил и возможности депутатского корпуса Моссовета. Не случайно именно он после кратковременного пребывания на посту председателя М.Н. Покровского оказался во главе столичного органа власти в марте 1918 г.
11 марта 1918 г. в Москву переехали советское правительство и ВЦИК. Организация размещения СНК и ВЦИК была поручена П.Г. Смидовичу и П.П. Малиновскому. Уже 12 марта Моссовет принимал главу правительства. Сам Моссовет в это время был для руководства страны как бы олицетворением власти трудящихся, трибуной для обсуждения важнейших проблем внутренней и внешней политики. Здесь постоянно выступали лидеры партии и государства, международные деятели. Столичная модель должна была служить образцом для рождавшегося в ходе грандиозного социального эксперимента нового механизма власти, олицетворять подлинное народовластие, обеспечивать жизнедеятельность сложного организма в чрезвычайных условиях гражданской войны. П.Г. Смидовичу выпало стать одним из непосредственных создателей этой модели.
В острых дискуссиях ему приходилось обеспечивать согласование решений фракций и продуктивную работу органов управления столицы. Но имевшаяся возможность в рамках советской, еще многопартийной, модели управления создать баланс демократических сил и союз с умеренными социалистами большевиками была отвергнута. Препятствовали этому длительное культивирование в партии непримиримости к оппонентам, отягощенной многолетним опытом взаимного соперничества и личными амбициями. А еще более — мощное давление массовой культуры и психологии, традиций почти исключительно силового решения любых, особенно социальных, конфликтов, харизматической персонификации власти, которым ни либеральные, ни даже социал-демократические программы не могли противопоставить действенные инструменты общественного порядка и согласия. Как в капле воды это отражалось в работе Моссовета. Конфликт вспыхивал по каждому вопросу и поводу.
Моссовет стал зачинателем первого в истории новой России общегосударственного праздника. Специально созданная комиссия предложила объявить день 1 Мая нерабочим, в том числе для домашней прислуги, за исключением учреждений, обеспечивающих жизнедеятельность города. Напряженная работа предстояла артистам, хоровым и оркестровым коллективам, милиции, военнослужащим и шоферам. Домкомам и общественным учреждениям предлагалось запастись красными национальными флагами. Праздничное настроение должно было создаваться не только новой символикой, полным освещением до полуночи всего города, специальным репертуаром увеселительных заведений (они показывали по 2 представления в день, распространяя билеты по сниженным вдвое ценам). Продовольственный отдел обеспечивал выдачу удвоенного хлебного пайка, а сборы от зрелищных мероприятий направлялись в комитет общепита. Проводился также кружечный сбор на создание памятника жертвам пролетарской революции на Красной площади. Для охраны порядка мобилизовались все вооруженные силы Москвы. Не обошлось и без знакомой нам кампании переименований — «черносотенные» названия улиц, зданий заменялись революционными, памятники императорам предлагалось постепенно удалить с площадей города.
Как один из лидеров Моссовета Смидович был организатором и других первых советских праздников. Однако праздники не могли заслонить множество кричащих проблем, вставших перед новой властью. Одной из них были затяжной топливный кризис и растущая угроза голода. Более чем на 3/4 сократил работу с конца января 1917 г. городской газовый завод, прекратилось газовое освещение улиц, дома с центральным отоплением имели лишь 50% топлива. Температура в квартирах редко поднималась выше 10-120, а в домах с центральным отоплением — 9-100. Останавливалось все больше предприятий, росла заболеваемость населения В центре города, на бульварах и в скверах разбивались картофельные и другие овощные участки, «торчавшие трубы целого ряда разобранных на топливо деревянных домов говорили лучше всяких слов, что города переживали тяжелый кризис». Тем не менее столичные власти ценой невероятного напряжения сил — от парткомов до домкомов, посредством трудовой повинности, «недель очистки» и т.п. чрезвычайных мер— не допустили эпидемий.
В 1918 г. П.Г. Смидович входил в бюро ВСНХ, возглавлял Управление электротехническими сооружениями Комитета госсооружений и вплотную занимался делом электрификации региона. Он принимал непосредственное участие в определении основных направлений и существа преобразований столичной жизни, решении наиболее важных ее проблем и довольно скоро убедился в неэффективности военно-коммунистической практики в сфере потребления. Уравнительность не может быть нашей целью, «мы должны… сломать лед уравнения и использовать все имеющееся у нас, чтобы выправить слабые пункты», — призывал он. Смидович входил в Центральное правление объединенных ГЭС (заместителем председателя В.М. Сперанского), возглавлял электротехнический отдел ВСНХ, а в 1920 г. — губсовнархоз и одновременно ЧК по электроснабжению. Везде он старался руководствоваться необходимостью жесткой экономии, здравым смыслом и практической целесообразностью.
Практически сразу после подавления левоэсеровского выступления в Москве в июле 1918 г. Смидович был направлен на Восточный фронт и оставил пост главы столичного совета, хотя еще много раз избирался его депутатом и членом руководящих органов. С августа по октябрь 1918 г. он был начальником снабжения Свияжского участка фронта и председателем его Ревтрибунала в 5-й армии.
Вскоре после возвращения в Москву П.Г. Смидович был вновь направлен в прифронтовые районы Поволжья, где сложилась напряженная социально-политическая обстановка, вызванная недовольством крестьян налоговой политикой власти. Он откровенно признавал, что «наши представители на местах вызывали у населения далеко не лучшие чувства» насильственными реквизициями, репрессиями против недовольных военно-коммунистической политикой крестьян и пр.
Петру Гермогеновичу, искушенному в искусстве компромисса, этой неотъемлемой части политики, не раз удавалось налаживать взаимопонимание властных структур с трудящимися, добиваться разрешения острых конфликтов на основе взаимного согласования интересов и требований их участников. Редкий дар завоевывать доверие силой убеждения, нравственного и политического авторитета, а не штыка и пули он успешно использовал и в гражданскую войну, и находясь на самых разных ответственных постах в последующие годы.
Но эти качества не были в цене у большевистского руководства, объявившего устами Ленина на III съезде комсомола (1920 г.): нравственно все, что в интересах революции. Вполне понятна поэтому реакция лидера РКП(б) на итоги поездки Смидовича в Поволжье, о которой рассказал дома Петр Гермогенович. Вызвав его после возвращения из командировки, Ленин «в упор спросил: «Ну, сколько расстрелял?» — «Да, собственно, ни одного не расстрелял, Владимир Ильич». — «Вот я так и думал! Интеллигентская мягкотелость там, где совсем ей не место!» — недовольно возразил Ильич. Старец действительно мало был пригоден для дел, требующих твердой руки и сурового сердца», — описывал в своих воспоминаниях диалог отца с Лениным Г.П. Смидович. Петр Гермогенович всегда оставался верен себе. “Что пользы человеку, если он приобретет весь мир, но потеряет душу», — эти слова из Евангелия от Матфея были внесены в его записную книжку задолго до драматических событий революции и гражданской войны.
Стойкий иммунитет против поразившего многих партийных функционеров бюрократизма и чиновного кодекса поведения, характерный для подлинной интеллигентности, поддерживался умением сохранять достоинство и чувство юмора в любой ситуации, разрядить напряжение и усталость доброй шуткой. Как вспоминал Г.П. Смидович об отце, «говорил старец всегда так, что трудно было понять: серьезно это он или «изволит шутить?». И только по игре его смеющихся, в легкой прищурке за стеклами очков, глаз можно безошибочно определить — нужно ли всерьез принимать его”.
“Как-то он рассказывал, как на VIII съезде (партии в 1919 г. — Д.А.) в комиссии по выработке новой Программы, когда шло обсуждение проекта программы, написанной Лениным, он взял слово по пункту женского равноправия и начал с самым серьезным видом возражать — надо мол, со всей осторожностью подойти к вопросу о возможности предоставления равноправия женщине. Вот ему, например, как же тогда прикажете управляться с женой — Софьей Николаевной? Она и без программы забрала себе волю и не желает признавать его авторитета главы семьи, а после принятия этого пункта и совсем сладу с ней никакого не будет, и т.д. и в том же духе. (Общий хохот). Ильич, в первую минуту не осознав еще шутовского характера выступления, прислушивался очень внимательно, может быть полагая уловить что-нибудь новое и любопытное в этом, таком видимо очевидном вопросе. Поняв же, что это не более как благодушное стариковское озорство, махнул на «Гермогеныча» рукой — «понес», — и больше не вводил его в созыв съездовских комиссий».
В 1919-1920 гг. П.Г. Смидович возглавлял Московский отдел народного образования (МОНО). Организация работы МОНО была сопряжена с огромными трудностями — отсутствие помещений, транспорта, топлива, снабжения, штатов, налаженного механизма всей деятельности сферы образования, объективно отодвинутой на задний план государственной жизни. Как и на всех других участках работы, Петр Гермогенович отдавал новому делу неистощимую творческую энергию, горячее сердце и непреклонную волю служить интересам народа.
Под руководством Смидовича МОНО занимался организацией приютов и колоний, трудовых очагов, чайных “для беспризорных детей”, “недель ребенка”, открывал педагогические курсы, обучение женщин для работы в детсадах, педбиблиотеки, предметно-методические секции, учительские съезды и т.д. Основной опорой в этой работе служили профсоюзы и ячейки РКП(б). Одна из таких трудовых колоний — “Искра N 3” в 1918 — 1919 гг. была создана в Зыбино для помощи только что организованному там совхозу. “В Москве в то время было голодно и холодно, — вспоминал Г.П. Смидович. — Родители, занятые на ответственной партийной работе, отправили меня с сестрой шестилетней Соней в трудовую колонию в Зыбино”. Глебу поручалось пасти совхозных гусей. “…Очень редко, 2-3 раза за все наше пребывания в Зыбине с трудколонией, нас навещал отец. Каждый раз мы с отцом ходили за 2-3 километра навещать его большую приятельницу Веру Засулич, известную бывшую народоволку.
Вера Ивановна Засулич жила в своем маленьком домике с садом, утопавшим в цветах. Помню седую старушку, невысокого роста, с голубыми добрыми глазами. Вера Ивановна всегда радовалась нашему приходу. В то время она была совершенно одинока”.
В первые годы советской власти органы народного образования занимались всей сферой культуры и просвещения, в том числе театром, кино- и фотоделом, музеями и т.д. Только детских домов в столице было 17, нужда же в них не уменьшалась. Между тем положение было отчаянным. Еще в марте завподотделом “дефективных детей” А.Г. Шлихтер докладывал по результатам обследования 2-х приютов: это гораздо больше похоже на детскую тюрьму. Рукавишниковский приют, например, “ничего, кроме вражды, глубокого недоверия, может быть, ненависти и омерзения, не сможет вызвать”. Холод, грязь, антисанитария, отсутствие теплой одежды, усталость и апатия царили в нем. Вместо фунта хлеба дети получали лишь 3/8, разбухший персонал (на меньше чем сотню детей приходилось почти столько же работников) сильно походил на известных героев Ильфа и Петрова. Несколько лучшее впечатление оставил бахрушинский приют. Шлихтер считал, что помещать в такие приюты детей — уличных торговцев нельзя: эти живые, энергичные натуры, часто отличающиеся большей воспитанностью, непримиримы к безобразиям, и предлагал открывать для них особые исправительные дома
Весьма скептические впечатления остались у сына Петра Гермогеновича от педагогических новаций 20-х годов. “В то время как грибы после дождя множились эти “опытно-показательные” учебно-воспитательные заведения, где подвергались экспериментальной проверке разнообразные педагогические системы. Над подопытными учащимися-кроликами проделывались смелые эксперименты, из-под которых только исключительно устойчивые особы выходили с неповрежденными мозгами и нормальной психикой. Более же податливые, после изнурительной серии опытов, становились параноиками, эротоманами или алкоголиками”. Огромная тяга народных масс к знаниям и культуре, поддерживаемая новой властью, сочетались с невиданным дотоле педагогическим и художественным новаторством интеллигенции. В ходе многочисленных экспериментов, путем проб и ошибок происходил отбор оправдавших себя форм и методов обучения и воспитания “хомо советикус”.
Но бедственное положение в сфере образования сохранялось и позже. В 1922 г. приезжавшие на учебу в столицу студенты, например, имея ничтожные по тем временам средства (5-10-20 млн. руб.), долго не могли найти жилье, ночевали на вокзалах и бульварах. Некоторым везло, и они попадали в общежития Наркомпроса. Например, в Погодинском общежитии на 176 человек приходилась “гробовая норма” — 3 аршина на человека, имелось всего 25 кроватей без досок и матрасов, отсутствовали отопление, кухни и кипятильники. Пищу приходилось готовить во дворе на кострах. Плата за такие условия при нерегулярной стипендии в 20 млн. руб. составляла 10 млн. руб. Многие продавали одежду, чтобы прокормиться, были случаи самоубийства и проституции.
Смидович никогда огульно не отвергал “старую” культуру и приветствовал инициативу “буржуазных” культурных учреждений, стремившихся реализовать свой потенциал в новых условиях в интересах просвещения. Так, в сентябре 1920 г. он поддержал заведующего Центральной статистико-экономической библиотекой, созданной Московским и другими земствами более 50 лет назад и сосредоточившей 50 тысяч томов разнообразной литературы, необходимой практически всем отделам Моссовета. По его предложению был решен вопрос о закреплении за библиотекой помещения, продовольственной помощи персоналу, пополнении ее новой литературой и организации работы читального зала ежедневно до 20 часов.
Бесконечная череда больших и малых дел, многочисленные заседания, согласования, комиссии и пр. не заслоняли Петру Гермогеновичу общего направления развития событий. Чрезвычайные трудности строительства нового государства и общества были объяснимы и тогда еще не вызывали сомнений в правоте партийного курса. Пессимизм ума определял оптимизм воли, говоря словами А. Грамши. Вместе с тем П.Г. Смидович не мог не замечать нараставшее отчуждение между властью и народом, отчетливо проявлявшееся на всех уровнях советов, в том числе в Москве. Методы военного коммунизма прочно укоренились в коридорах власти: формальное штампование вопросов, фактическая безответственность перед избирателями депутатов и особенно исполнительных органов, разрастание аппарата последних и их бюрократизация, инертность лишенных реальной власти депутатов и декларативный характер работы низовых структур советов и так далее. Все это ощутимо сказывалось на авторитете “народовластия”. Советы потеряли былой авторитет, что было закономерным следствием сосредоточения всех рычагов власти в партийном аппарате.
На X съезде РКП (б) П.Г. Смидович был избран в Центральную Контрольную Комиссию. Примечательно, что он получил наибольшее (460) число голосов в сравнении с 6 другими кандидатурами. Работа в ЦКК дала П.Г. Смидовичу возможность более конкретно представить противоречивый характер повседневной жизни парторганизаций на местах. Несмотря на принятые ЦКК и им самим усилия, добиться внимательного отношения и учета рекомендаций контрольного органа со стороны губкомов не удавалось. Комиссии часто приходилось обращаться на места “с целью бороться с обстоятельствами, влияющими разлагающе на партию или на отдельных ее членов (неправильное распределение и использование материальных благ, ценные подарки, неправильное пользование автомобильным и железнодорожным транспортом)”.
Он был не удовлетворен результатами работы: считал недостаточной связь с местными контрольными комиссиями, затрудняла деятельность ЦКК и практика совмещения ее членами участия в комиссии с другими ответственными поручениями и др. Наиболее сложным вопросом оказались “раздоры на местах, в основном по должностным преступлениям” и т.п. Смидович считал, что в условиях НЭП “необходима большая публичность и гласность работы КК, которая должна распространять воспитывающее влияние на широкие партийные круги. Необходимо больше внимания и признания возможности этой работы со стороны руководящих партийных органов на местах. Необходимо выше поднять авторитет КК, прежде всего, привлекая в нее наиболее ответственных работников и добиваясь быстрого проведения в жизнь ее решений и единства партийных сил”.
Многие проблемы, на которые обращал внимание и которые стремился решить в меру своей компетенции и полномочий Смидович, к сожалению, сохранились и по сей день, получив лишь новую окраску. Российское общество, отвергнув 70-летний советский опыт, тем не менее продолжает страдать застарелыми болезнями, характерными для нашей до- и постреволюционной истории: отчуждение власти от народа, почти полная незащищенность личности от всевластия собственника-работодателя в лице любых его органов и чиновников, отсутствие среднего класса и противостояние масс, из поколения в поколение обреченных на равенство в бедности и даже нищете, — власть и собственность имущему слою, независимо от его партийной принадлежности.
Нарастание этих явлений не могло не беспокоить преданных идее честных большевиков. Попытки противостоять им были разными: от открытых выступлений до стремления найти рычаги защиты демократического потенциала институтов власти. Именно этот вариант избрал для себя прямо причастный к ней П.Г. Смидович. До конца 20-х гг. он много выступал на различных съездах, собраниях, митингах, но, как правило, не заботился о публикации своих речей и докладов, специально не писал труды по проблемам, которыми занимался непосредственно. Многие его предложения и мысли созвучны кричащим вопросам современности, подтверждая не их принципиальную неразрешимость, а неумение общества извлекать уроки из собственного опыта.
Так, 20 сентября 1921 г. Смидович сделал доклад на 3 губернском съезде работников просвещения. Он решительно выступал за сохранение принципа бесплатности школьного обучения и распространение налога на школы не только на родителей, но и на все население. При этом он трезво оценивал важность дифференцированного подхода к определению методов и размеров налогообложения, чтобы видеть реально его результаты. Весьма сложно было организовать помощь учителям и питание детей, т.к. основная масса средств, в т.ч. от продналога, отправлялась на нужды голодающих в Поволжье. Смидович затронул и вопрос о частной школе. Он считал, что она “не имеет в будущем перспектив. Но трудно это доказать”. Можно передать школы группам педагогов, но оставлять их надо в руках государства. Следует учитывать при этом, что даже при лучшей организации и содержании обучения принцип оплаты всегда обусловливает чисто спекулятивный характер такой формы образования. К тому же она непременно вызовет “политические вопросы”, т.к. школы будут привлекать внимание, начнутся обыски, аресты и т.п. В 1922 г. Х Всероссийский съезд советов допустил платность обучения с переносом главной тяжести на обеспеченные слои населения. Съезд категорически выступил против частной школы. Сегодня размышления Смидовича на этот счет и советский опыт видятся весьма актуальными, хотя беспокойство вызывает не политическая сторона дела, а прежде всего размывание признанных во всем мире основ одной из самых эффективных систем образования.
В 1921 г. Смидович был одним из главных действующих лиц в составе Центральной комиссии помощи голодающим — ЦК Помгол, в 1922 г. возглавил комиссию ВЦИК для расследования событий в Шуе, связанных с реализацией декрета ВЦИК об изъятии церковных ценностей. В значительно меньшей степени, чем другие революционеры, он перенес стереотипы конфронтационности в будни организаторской и политической деятельности. Позитивное сознательное мышление было сформировано в нем достаточно прочно, на безоглядное насилие во благо даже самой великой цели он не шел никогда.
Тогда же Смидович был привлечен к выработке основ государственно-церковных отношений, руководил комиссией ВЦИК по сектантским делам, входил в состав комиссии по антирелигиозной пропаганде при Агитпропе ЦК партии, а с 1924 г. руководил Секретариатом по делам культов при Председателе ВЦИК М.И. Калинине. Включенный во властные структуры, он в меру своих полномочий, интеллекта, совести и таланта стремился обеспечить нормальное функционирование общества как единого социального организма на тех направлениях, которые ему поручались.
П.Г. Смидовичу довелось председательствовать на первом съезде Советов СССР 30 декабря 1922 г., когда был создан Советский Союз, в 20 — 30-е гг. он возглавлял комиссию Политбюро ЦК партии по борьбе с самогоноварением и наркотиками (в 1924 г. был принят специальный закон о борьбе с распространением наркотиков), Комитет содействия народам Севера, Комитет по земельному устройству трудящихся евреев ЦИК СССР. Все свободное время он читал, играл в шахматы и на фортепиано и особенно много занимался на даче своими любимыми цветами. Его сын вспоминал слова отца: «Чудаки! Ну какой я им к черту «государственный деятель»? Вот бросить бы все и уехать куда-нибудь в заповедник, подальше от дел. Ильич правильно говорил, что на государственной службе держать следовало бы людей не старше 50 лет, а после — на все 4 стороны — толку от них большого все равно не будет» (помню, вспоминал я эти его высказывания, стоя на траурном митинге, когда хоронили мы его на Красной площади, в то время как кто-то с трибуны несколько раз повторил во время своей речи — «выдающийся государственный деятель).
…Эта чрезвычайная скромность обихода, органическое отвращение к использованию своего положения для повышения жизненного благоустройства — были очень характерны для моих дорогих родителей. Тогда мне это качество казалось раздражающим чудачеством. Зачем жить в разваливающейся даче, перевозя туда каждую весну ломающуюся мебель из города, когда можно «как все» завести удобную дачу с водопроводом, гаражом и теннисом? Зачем вызывать каждый раз дежурную машину из гаража, когда «все» имеют свои «персональные» с шоферами, обслуживающими мелкие нужды всех членов семьи? Почему не так просто написать записку о путевке в Гагры или о пропуске в ложу театра?
Теперь я понимаю, какими устойчивыми моральными качествами надо было обладать, чтобы не поддаться на разлагающую легкость получения «благ». …мать еще более старца (отца — Д.А.) проявляла совершенную нетерпимость ко всякого рода излишествам». С.Н. Смидович скончалась 24 ноября 1934 г.
«Отец был очень одинок в последние годы своей жизни, — писал его сын Глеб, в конце 30-х гг. репрессированный и реабилитированный только после смерти Сталина. — Он не был общителен по натуре, но поле его жизненных интересов было далеко от понимания людей его круга. А его все больше привлекала природа, цветы, птицы. И все больше видимо тяготился он людьми, может быть потому, что большинство их искало у него разрешения всяких своих суетных забот». П.Г. Смидович никогда не пользовался доверием И.В. Сталина, тем более что не раз пытался противостоять беззаконию в отношении верующих, а также крестьян в годы коллективизации.
16 лет он был бессменным членом Президиума ВЦИК, с 1922 г. — заместителем Председателя ЦИК СССР, 11 лет руководил Комитетом содействия народностям Крайнего Севера, участвовал в развитии краеведения, озеленения столицы, многократно избирался депутатом Моссовета. Петр Гермогенович умер 16 апреля 1935 г. Острый сердечный приступ настиг его утром, когда собираясь на работу, он присел в ожидании машины. Вызванная с занятий дочь Софья не успела помочь отцу. Его прах был похоронен в Кремлевской стене.
Окрыленный великой целью «действовать в пользу народа», как и многие другие представители российской интеллигенции, он не был фанатиком коммунистической веры всегда оставаясь думающим, сомневающимся — внутренне свободным человеком. Все, что происходило при его участии или вопреки его представлениям, составило судьбу государственного деятеля, которая всегда есть результат неповторимого переплетения объективного и субъективного, закономерного и случайного. Но любить жизнь, зная о ней всю правду — не в этом ли истинное мужество?
Литература
1. Подробнее см.: «Не миновала и меня чаша сия…» Воспоминания Г.П. Смидовича о 1920 — 1940-х гг. // Исторический архив. 1997. № 2. С. 165-179; Аманжолова Д.А. Из истории землеустройства евреев в СССР // Cahiers du Monde russe, 45 (1-2), janvier-juin. Paris, 2004. P. 209-239; Ее же. Горячо живу и чувствую: Петр Гермогенович Смидович – дворянин и революционер. М.: Картуш, 2006. 224 с.