Аманжолова Д.А.
В конце XX века бывшие советские республики оказались вынуждены приступить к решению комплекса животрепещущих проблем очередной модернизации, начало которой было положено в составе СССР. Возврат к рыночным принципам хозяйственной деятельности, политические преобразования в русле фундаментальных основ демократии, пересмотр идеологических и духовно-нравственных постулатов функционирования общества повсеместно происходили достаточно болезненно, поскольку революционные катаклизмы, связанные с распадом СССР, вызвали процессы демодернизации, крайне затруднившие становление и развитие новых независимых государств. Среди них — деградация экономики, обнищание и социальное озлобление огромного числа людей, потерявших свою страну и устойчивые модели организации жизни и поведения, дискредитация базовых культурных ценностей, хаотизация общественной жизни. Многочисленные партии и организации, органы управления и самоуправления в разных регионах часто лишь усложняли социально-политическую мультикультурность общества и способы преодоления кризиса.
Изменение сути, направленности и форм функционирования культурных процессов выдвинули на одно из первых мест проблему диалога культур, которая проявилась, по меньшей мере, в двух аспектах – внутреннем и международном. С точки зрения внутреннего развития принципиальное значение имеют способы, характер и последствия повсеместного этнокультурного и конфессионального возрождения, формирование новой системы межличностных и межгрупповых отношений в изменившейся экономике и социальной структуре общества, выстраивание современного политического пространства с соответствующей культурой диалога власти и народа, партий и объединений, лидеров со своими единомышленниками и противниками, коммерциализация искусства, образования, СМИ и др.
Как отмечалось в итоговом документе Международной конференции «Диалог культур и межрелигиозное (межконфессиональное) сотрудничество» (Н. Новгород, 7-9 сентября 2006 г.), сегодня помимо существующих социально-экономических факторов, вызывающих международную нестабильность, культурная и религиозная безграмотность, включая отсутствие знаний о собственной культуре и наследии и о культуре и наследии других, создает почву для отторжения, экстремизма, терроризма и войны. Механически понимаемая глобальная мультикультурность, толерантность, агрессивное навязывание моды на иноэтничные нормы, ценности, праздники далеко не всегда гармонично сочетаются и учитывают национальные и этнические ценности и традиции народов наших стран.
Культурное разнообразие в докладе ООН о человеческом развитии 2004 г. признано фактором человеческого развития и проявлением человеческой свободы. В этой связи представляются принципиально важными некоторые уроки диалога культур, которые содержит исторический опыт бывших советских республик и некоторых других регионов. Прежде всего, принципиальное, стратегическое значение имеет уникальный позитивный опыт межкультурных коммуникаций как условия, контекста и содержания реализованных в XX веке в СССР модернизационных проектов для всех народов страны. Несмотря на известные и нередко тяжелые обстоятельства нашей совместной истории, именно традиционные нравственные ориентиры комплиментарных в своей основе народов, их многовековая мудрость и бережное отношение к смыслообразующим компонентам толерантного взаимодействия должны стать стимулом и базой для конкурентоспособного, стабильного и успешного развития постсоветских обществ и государств.
Обращаясь к актуальным сегодня сюжетам из истории этнополитических движений в России в 1917-1920-х гг., в частности, мусульманских, можно согласиться с выводом О.Н. Сенюткиной, что перенятые рядом тюркских националистов на рубеже столетий буржуазные ценности (парламентаризм, партийность, демократия, право, собственность, личность и т.д.) в совокупности с их имманентными мусульманскими убеждениями породили своеобразный идеологический синтез, переплетение императивов западно-европейской и исламской цивилизаций. Однако, стремление к всеобщему обретению «буржуазных свобод» не у всех националов сочеталось с поиском путей восстановления и усиления исламских начал в собственной среде, считает автор [1].
Политического единства российских мусульман в начале XX в. не состоялось, несмотря на попытки отдельных, прежде всего, татарских организаций и деятелей, добиться и возглавить его. Весьма различными были уровни исламизации, а главное – реальные, наиболее острые для большинства мусульман того или иного региона проблемы и возможности их решения. Нельзя не учитывать также противоречия в межэтнических и внутриконфессиональных отношениях, степень вовлеченности и успешности участия национальных деятелей в диалоге с общероссийскими властными и партийно-политическими структурами и лидерами, динамику военных событий в каждом регионе [2].
Если в настоящее время ислам во всех его проявлениях стал мобилизующим фактором для выражения не столько религиозного, сколько национального самосознания российских казахов, прежде всего предпринимательской элиты [3], то в начале прошлого столетия лидеры, например, казахского автономизма не рассматривали ислам в качестве политического инструмента, сохраняя приверженность ему как национальной традиции, особенно в быту. Допуская, что понятия религии и нации для российских мусульман в целом совпадали (впрочем, то же относится к православным), а в условиях революции «казахи стали возлагать на религию гораздо больше надежд, чем прежде» [2. С.117, 126], тем не менее, это нужно отнести прежде всего к социальной психологии масс, а не к политической жизни. Не случайно «Совет улемов» во главе с Ш. Лапиным не получил у них широкой поддержки, в отличие от явно прозападного движения Алаш. Одновременно сохранялось традиционно уважительное отношение к христианству, несмотря на довольно сложный социально-экономический контекст растущих межцивилизационных контактов в ходе активной миграции русскоязычного крестьянства в регионы с доминирующим коренным населением. В Коране иудеи и христиане именуются «людьми Писания» (араб. ахл ал-Китаб), что делает их наиболее приближенными к мусульманам, в отличие от людей неверующих или язычников. Кроме того, православная церковь, в отличие от протестантской, например, никогда не вела активной миссионерской деятельности в Казахстане и Средней Азии.
В связи с этим стоит обратить внимание на выделенные главой Ливано-Российского Дома в Бейруте доктором С. Фарахом [4] общие знаменатели между исламом и православием, лежащие в основе успешного межкультурного взаимодействия в наших странах: принадлежность к духу Востока и монотеизм, возвышение духовности над материальными ценностями, развитие вдали от использования новейших достижений Запада. Не менее важны многочисленность приверженцев двух конфессий и их принадлежность к первым в списке пострадавших от глобализации вследствие богатейшего культурного наследия.
Стремительная политизация этничности, которая стала характерной для всех бывших республик СССР, в традиционных культурах оказалась органично вплетена в религиозную систему ценностей. Однако степень воздействия и характер проявлений конфессиональной составляющей в разных политических и этнических группах различаются. Архетипический набор религиозных нравственных постулатов при этом все-таки остается, как показывает практика, фундаментом индивидуального мировоззрения и межличностных отношений, моральных оценок событий и поступков. В то же время, как справедливо подчеркивает митрополит Смоленский и Калининградский Кирилл, «существуют нравственные ценности, которые поддерживаются абсолютным большинством религиозных традиций мира, а также светских течений мысли» [5]. Казахстан, несмотря на то, что ислам — господствующая религия, которую исповедуют 65% населения, является государством многоконфессиональным. В стране царит понимание того, что безопасность и экономическое благополучие невозможно обеспечить в условиях дискриминации представителей каких-либо религиозных объединений. Наряду с исламом в стране комфортно себя чувствуют другие религии. За годы независимости Казахстана построено около 1,5 тыс. новых мечетей, открыто более 170 православных приходов, свыше 30 католических костелов, более 1 тыс. молитвенных домов и миссий протестантских церквей. Если до 1991 г. на территории Казахстана была только 1 еврейская синагога, то сейчас действует около 20 [6].
Параллельно казахстанское руководство провозглашает приверженность демократическому пути развития и строительству общественных институтов, обеспечивающих права граждан. Это достаточно сложно в Центрально-Азиатском регионе, где демократические традиции в их современной западной интерпретации на протяжении истории не получили развития. И если политическая система Казахстана пока находится на пути к подлинно демократической модели, то в области межэтнической и межрелигиозной толерантности Казахстан по праву можно назвать образцовой страной – одной из немногих республик Советского Союза, которой удалось избежать ксенофобии и столкновений на этнической или религиозной почве.
Для России и Казахстана вызов мультикультурности требует учета не только интересов меньшинств, но прежде всего обеспечения интересов коренного этнического большинства. Абсолютное игнорирование интересов этнического большинства создает напряженность в отношениях с иноэтничными мигрантами, другими меньшинствами. В связи с этим обучение демократической гражданственности и стандартам в области прав человека, а также развитие и поощрение культурного и артистического самовыражения и другие основанные на ценностях образовательные и культурные практики становятся важным орудием борьбы с ненавистью и нетерпимостью, преодоления барьеров, создаваемых усилиями определенных политических сил, стремящихся использовать культурное и религиозное невежество для достижения собственных политических целей.
Этноконфессиональная и этнополитическая толерантности, даже будучи возведенными в законодательные или корпоративные нормы, не способны заменить культуру межнационального общения и стать эффективными регуляторами взаимного межнационального уважения. Национальное сознание — не стихийная этническая или племенная солидарность, известная с древних времен, не клановая круговая порука. Это задача, требующая ресурсов, времени и усилий. Национальное сознание предполагает качественно иной уровень солидарности, ответственности, системной кооперативности лиц, групп, институтов, уровень, основанный на иных механизмах, нормах и ценностях.
Коммерциализация ключевых институтов социализации и аккультурации, кризисные явления в средней и высшей школах, в СМИ, в армии приводят к тому, что эти институты перестают в полной мере выполнять свои интеграционные функции. Реформы, ставшие неизбежной частью нашей постсоветской реальности, могут быть успешны, если идут как сверху, так и снизу. Но для этого необходим системный, постоянно корректируемый, взаимно уважительный диалог, широкий общественный консенсус в обществе. В 1990-е гг. экономическая элита, политическая номенклатура, как и государственная бюрократия на постсоветском пространстве, быстро приспособились к новым условиям и прекрасно себя чувствовали, вовсю используя административный ресурс в личных интересах. Широкие же слои населения из-за своего бедственного социального положения и сосредоточенности на вопросах выживания также не проявляли готовности активно участвовать в реформах. В России только начиная с 2000 г. постепенно, преодолевая серьезные трудности и потери, разрушительные стереотипы смутного 10-летия после распада СССР, происходит движение к утверждению гражданской, экономической, этноконфессиональной культуры взаимоотношений социальных страт и акторов.
Фундаментальные духовные ценности народов России и Казахстана, возрождение национальных традиций в сложных условиях глобализации и активности постмодернистских социальных феноменов требуют от современного человека не только динамизма и способности конкурировать на свободном рынке. Не менее актуальны сегодня требования к каждому гражданину быть глубоко патриотичным, стоять на страже государственных интересов во внутренней и внешней политике, на деле проявлять высокую социальную ответственность. Стратегическое, системообразующее направление в области просвещения и воспитания масс представляет история родной страны и других народов и государств.
Одним из условий межкультурного диалога является умение прежде всего вести диалог с самим собой, другим – открытость партнеров для диалога. При этом должны быть учтены точки силы и слабости в каждом участнике диалога, соблюдено полнейшее уважение их друг к другу, сохранена свобода их воли. Кроме того, полноценный диалог возможен при охвате им всех уровней человеческих практик, а также при учете диалектики взаимодействия прошлого, настоящего и будущего. С учетом новых реалий глобализированного и взаимозависимого мира уважение различий и свободы самовыражения, толерантность в диалоге культур могут быть обеспечены четкой системой эффективных механизмов и действий.
Культура, являющаяся фундаментальным фактором устойчивого развития общества, призвана играть решающую роль в овладении представителями всех социальных страт, в т.ч. лидерами государственных, политических, общественных, религиозных и других структур и объединений адекватными требованиям современности моделями социально ответственного поведения. Принципиальное значение имеет наличие или отсутствие у каждого гражданина системы нравственно ориентированных ценностных приоритетов, а также характер, формы и способы диалога социально-политической культуры масс и представляющих власть, интеллигенцию, бизнес деятелей и их организаций. Местные и региональные власти, работая в тесном контакте с гражданами и группами гражданского общества, играют основополагающую роль в межкультурном диалоге. Одна из его злободневных сторон сегодня, в т.ч. в постсоветских государствах, — возрастающая степень транскультурного контекста, в котором мы живем, объективно складывающаяся смешанная и множественная идентичность. Эти обстоятельства, богатство нашего культурного ландшафта следует рассматривать не как заданную обреченность, а как важное достижение, которое можно и должно использовать во благо общества и каждого его гражданина.
Во многом драматический характер приобрели и культурные трансформации в наших странах, связанные с противоречивыми эффектами глобализации, ростом мультикультурности обществ, агрессивной экспансией далеко не самых лучших образцов западной массовой культуры в достаточно традиционный контекст духовно-нравственной жизни постсоветских обществ. Хорошо известно, что в мире сегодня существует множество устойчивых культурных систем, основанных на различном социально-историческом опыте. Усиливающееся разнообразие обостряет проблему взаимопонимания между культурами, создает опасность конфликта. В то же время нормы глобальной культуры, универсальные ценности осуществляют посредническую функцию между различными цивилизациями, но они не должны подчинять своим стандартам все и вся, внося тем самым напряженность между ними и самобытными культурами.
Новые геополитические, международные социально-культурные факторы усиливают взаимозависимость стран и народов, ставят их перед сложнейшей проблемой оптимального встраивания в динамично развивающееся мировое сообщество при сохранении этнокультурной идентичности и учитывающего уникальный национальный опыт гражданственности. Не случайно западные политологи, испытывая разочарование результатами т.н. «третьей волны» демократизации и способностью Запада оказать влияние на ход поставторитарных трансформаций, все чаще приходят к выводу, что не существует единого рецепта стратегии, нацеленной на поощрение демократизации, который мог бы быть использован повсюду [7].
По мнению Н. Симония, глобализация — в том, что касается неравномерности развития человеческих обществ, — принципиально ничего не изменила в мире по сравнению с эпохами торгового капитала и индустриализма. Речь идет не только о неравномерности, но и о несправедливости распределения результатов прогресса в мире. Это правомерно вызывает сомнения в возможности достичь главной цели «романтиков глобализации» — универсального человеческого сообщества, приверженного идеологии прогресса и единым социальным и культурным ценностям. Универсализация и унификация, вытесняющие национальную специфику из многих сфер жизни, — лишь одна из сторон глобализации. Другой стороной являются попытки найти адекватные ответы, мобилизовав широкий спектр национальных ресурсов для минимизации сопутствующих однополярной глобализации угроз как для национального бытия народов и обществ, так и для национально-государственных суверенитетов.
Ныне же, напротив, всё чаще говорят об «информационно-технологическом неоколониализме» центров постиндустриализма и глобализации, о «золотом миллиарде» жителей благополучных стран, который противостоит бедному большинству населения мира, об углублении экономических и социальных диспропорций на мировой периферии. К тому же, острые события в Европе, в т.ч. во Франции и Нидерландах, обнаружили, что, как резюмирует профессор Лейденского университета Асеф Баят, «сегодня Европа чувствует себя единой нацией в противостоянии с исламом. Ислам стал для европейцев «клеем», который их всех «склеил», объединил вместе против мусульман. Образ мусульман, как «других», очень продвигается и культивируется». Впрочем, при этом забывается, что исламский мир далеко не монолитен, да и сам Запад не представляет собой гармонии и единства [8].
Можно согласиться с выводами С. Фараха, что основными препятствиями для успешного диалога культур являются следующие: 1) у каждого из миров, которые представлены персоналиями, организациями или обществами и государствами, свои языки, религия, образ мышления и поведения; 2) главным барьером служит отсутствие а) антропологического взгляда на человека и б) разумного, критического личного взгляда на человека (это особенно сильно проявляется в деятельности религиозных и политических деятелей). Между тем антропологический подход к религии помогает понять единый человеческий дух; 3) давление исторической памяти на всех участников диалога; 4) незнание религиозных и иных общекультурных текстов, отсутствие культуры в широком смысле; 5) жесточайшая борьба между сторонниками религиозного и секулярного миропонимания; 6) смешение исторического измерения религии и культуры с обрядовым и искусственное проникновение религиозного в политическое.
Современные подходы акцентируют внимание на исторически обусловленных различиях, в той или иной форме получающих отклик в процессе диалога культур и цивилизаций. Выясняется, что в разных случаях разные критерии консолидации групп, в т.ч. этноконфессиональных, маркируются как фундаментальные: язык, территория, общность исторического происхождения, конфессиональная принадлежность, наличие исторической государственности. Когда происходит социальная и политическая фрустрация, разрушение сложившихся иерархий и стереотипов во взаимодействии компонентов гетерогенного и одновременно целостного общества, как это было 90 лет назад и в конце XX века, этничность и конфессиональность предстают как маркеры культурных дистанций. Во взаимоотношениях социальных и этнических общностей и групп, а также их лидеров – политических, государственных, общественных деятелей — эти маркеры получали самое разное воплощение: от интуитивного следования архетипам компромиссного и конфликтного взаимодействия и со «своими», и с «чужими» до рациональных, прагматичных и оперативных комбинаций партнерства и противоборства с ними же. Индивидуальные и групповые проявления этноконфессиональной специфики всегда оказывались весьма разнообразными, при этом конкретным представителем собственная нация воспринимается изнутри, как сложная и динамичная совокупность солидарных и коллективно лояльных групп с непростыми взаимоотношениями между собой. Однако национальные лидеры, говоря о событиях начала XX в., всегда выступали консолидированно и презентовали себя как выразители единой воли нации, опираясь на поддержку ее большинства.
Развитие эффективного межкультурного и межрелигиозного сотрудничества на местном, национальном и международном уровнях является императивом современной модернизации наших стран. Его цель не просто обмен мнениями, но достижение социальной гармонии на основе общепризнанных прав человека и, как следствие, безопасности. Уникальное культурное, этническое и религиозное разнообразие составляет не только историческое наследие, но и творческий потенциал постсоветских стран, прежде всего России и Казахстана. При этом данный потенциал зиждется и на признании культурной сложности не только общества, но значительной части его членов, не обязательно причисляемых к интеллектуалам или другим элитным группам.
Диалог и сотрудничество представляют собой два основных подхода к пониманию исторического наследия цивилизаций, учета уроков прошлого и формирования совместной ответственности за общее будущее. Эти подходы реализуются посредством образования, культурных и межкультурных отношений, информационных и гуманитарных обменов, а также совместных межправительственных и неправительственных проектов, содействуют обеспечению мира и стабильности в долгосрочном плане и предотвращению угрозы терроризма.
Мультикультурализм, ответственно и грамотно выстроенный межкультурный диалог помогают малым культурам, дополняя их возможности в сравнении с доминирующей в обществе культурой. Однако культурные аргументы нередко используются меньшинствами для инициирования насилия или ксенофобии, конфликта, в пользу якобы сохранения, возрождения или защиты своей культуры. Жестко групповое видение субъекта политики (этносы, нации, расы, меньшинства и т.д.) исключают этнокультурную или конфессиональную реальность, а значит, объекта и субъекта политики, за пределами группы. Между тем сама культура многослойна, а человек одновременно принадлежит к разным культурным слоям. Более того, все большее число современных людей в наших странах используют свою культурную отличительность для индивидуальных и коллективных целей, обозначают себя в культурно-историческом аспекте. Такое конструирование культурных различий «общин», «родов», и пр. групп имеет инструментальную нацеленность, может поддерживаться учеными, спонсорами и лоббистами. Однако остановить рост культурной мозаичности людей сегодня вряд ли возможно и непродуктивно. Признанное многообразие без жесткого предписания делить всех граждан по членству в единственных группах не ослабляет, а укрепляет целостность общества [9].
Позитивный вклад в развитие культуры взаимопонимания в плюралистическом обществе призваны вносить образовательные институции и гуманитарная интеллигенция. Отражая общественное разнообразие, особенно в научной и педагогической практике, публицистике, разнообразными мультимедийными технологиями, чувствительно реагируя на этнические, культурные и религиозные вопросы, предоставляя информацию и оценки изнутри о разнообразии каждого сообщества, они способствуют укреплению атмосферы согласия и взаимного уважения между людьми, преодолению пороков сознания, препятствующих формированию благожелательного поликультурного евразийского пространства.
Примером эффективного сотрудничества, сформировавшегося на протяжении истории, могут служить Поволжский регион в России и Казахстан. Они традиционно отличаются уважительным взаимодействием между различными этническими и религиозными сообществами. Исторически здесь выработались не только терпимое отношение и межкультурный диалог, но также способы эффективного практического сотрудничества. Взаимное влияние, совместные действия и общая ответственность за стабильность характеризуют исторический пример наших стран и дают мощный импульс к позитивному содержанию и эффективным механизмам межкультурного диалога в условиях новых вызовов современным цивилизациям.
Примечания
1 Сенюткина О.Н. Российский политический тюркизм: истоки и закономерности развития (1905-1916 гг.). Автореф. дисс. … д.и.н. Н.Новгород, 2007.
2 Недостаточно убедительным представляется утверждение С.М. Исхакова о преобладании религиозно-национального начала в общемусульманском движении в России к осени 1917 г., выступавшем в итоге как мусульманско-национальное – слишком различным было реальное положение дел в каждом отдельном регионе с преобладающим мусульманским населением. См.: Исхаков С.М. Российские мусульмане и революция 1917-1918 гг. М., 2003. С. 280.
3 См.: Ларина Е.И., Наумова О.Б. Современное религиозное сознание российских казахов и ислам имамов // http://www.ethnonet.ru/ru/larina.html.2006-12-4.
4 Фарах С. Из выступления на международной научно-практической конференции «Христианско-исламский диалог и вызовы цивилизации». Оренбург, 4 июня 2007 г.
5 Митрополит Смоленский и Калининградский Кирилл. Выступление на международном семинаре ЮНЕСКО «Диалог цивилизаций: права человека, нравственные ценности и культурное многообразие». Париж, 13 марта 2007 г.http: // www.intelros.ru
6 Независимая газета. 2007. 7 сентября.
7 Der schwerfallige Riese: Wie Russland den Wandel gestalten soll / Olaf Hillenbrand, Iris Kempe (Hrsg). Gutersloh: Verlag Bertelsmann Stiftung [www.bertelsmann-stiftung.de/verlag], 2003. S. 234-241; Marina Ottaway. Democracy Challenged: The Rise of Semi-Authoritarianism. Washington, D. C.: Carnegie Endowment for International Peace, 2003. P. 134, 160, 224, 232-234.
8 Постиндустриальный мир и Россия / Под ред. В. Хороса, В. Красильщикова / ИМЭМО РАН. М., 2001. С. 13, 20, 21; Баят А. Ислам, исламизм и диалоги о культуре в Европе // Русские чтения. 2006. 8 июня.
9 См.: Тишков В.А. Реквием по этносу. Исследования по социально-культурной антропологии. М., 2003. С. 234-253.
